Бывший. Ворвусь в твою жизнь

— Согласен, — Адам откидывается на спинку стула и постукивает пальцами по краю столешницы, — друзья — это серьезный довод. Тогда придется тебя возить в твой садик.

— И на футбол? — недоверчиво спрашивает Ваня.

— И на него. Такой расклад тебя устроит?

Ваня хмурится, надувает щеки, задумчиво ковыряется в тарелке и спрашивает:

— А бабуля?

Да, как насчет бабули? Готов ли ты, отец-молодец, терпеть бабулю, если, конечно, она решит переехать с нами, в чем я сильно сомневаюсь. Она ведь мудро отойдет в сторону и позволит Адамушке сыграть в образцовую семью, в которой мнение матери никто не спрашивает.

— У нас будет большой дом, в котором будет место и для бабули.

— Насколько большой? — Ваня поднимает свои большие глазки, а затем шепчет. — Мама злится. Не хочет уезжать.

Я не знаю, как я выгляжу со стороны, но я чувствую, как мои мышцы на лице перекосило. Я очень стараюсь быть понимающей женщиной, которая желает сыну счастья и семьи, но он ведь не в курсе того, что у папы есть бывшая жена и нынешняя Настя.

— Переживает, — Адам мягко улыбается Ване.

— О чем?

— Меня долго не было рядом, Вань, — тихо отвечает Адам. — И у нас не было связи.

Я пинаю его под столом по ноге. Сильно и больно, рядом с коленом.

— Ты ведь папу еще любишь? — Ваня переводит взгляд на меня, и я вновь пинаю Адама, натянув милую улыбку. — Мам.

Я не думала, что материнство обернется для меня подобным испытанием. Крики по ночам, болезни, капризы, памперсы, недосып — полная ерунда по сравнению с тем, что происходит в данный момент. У Вани папа вернулся, и если сейчас на него обрушится жестокая новость, что мама папу не любит, то это его ранит. Особенно после грандиозного спектакля с ракетой, космонавтом и завтраком.

— Я не выспалась, сына, — ухожу от вопроса, и Ваня хмурится.

Вот этот момент, который он будет потом обсуждать с психотерапевтом спустя годы. Я сейчас рушу его жизнь своим глупым упрямством. Что мне стоит улыбнуться, взять Адама за руку и сказать “Я люблю твоего папу”, а после поцеловать его щеку? Я иду по стопам матери, которая тоже поставила свою гордость выше дочери?

— Отвыкла от папы, — Ваня кусает оладушек, тщательно и сосредоточенно жует его в тишине и смотрит на Адама, у которого выступила венка гнева над бровью. — Надо это исправить.

Адам медленно и недоуменно моргает. Видимо, он не такого ответа ждал.

— Коля неделю болел, и я от него отвык, — Ваня пожимает плечами. — Потом опять привык и опять дружим.

— А в этом есть логика, — тихо отзывается Адам.

— И мама очень скучала, — Ваня вздыхает, — она так и говорила: я тоже скучаю по папе и он скоро вернется. Ты вернулся, и значит, она не обманывала меня.

— Да, я должен был быть рядом, — Адам приглаживает волосы на макушке Вани, — но у меня не получилось.

И кто виноват? Конечно же, мама. Адам вслух об этом не говорит, но кидает на меня очень красноречивый взгляд, в котором я вижу его осуждение и злость, и я почти согласна, что не должна была скрывать сына.

— Ма, давай жить в новом большом доме? — Ваня вытирает губы и поднимает взгляд. — Не понравится, вернемся и будем жить тут.

Глава 20. Жуткая жуть

— Тогда самое время собрать вещи, — придвигает ко мне тарелку с оладушками, щедро политыми вареньем.

— Уже? — удивляется Ваня.

Давай, сынок, устрой истерику, заяви, что никуда не поедешь и что не хочешь в большой красивый дом. Адам прет танком по нашей жизни, и не в его арсенале никаких полумер.

— А чего время тянуть?

Ваня косит на меня подозрительный взгляд. Ворвался весь такой самодовольный, эгоистичный и решительный в наш быт. Он папа. И это ведь так удобно стать папой, когда сын твой уже подрос.

— Очень злится, — шепчет Ваня.

— Да, вижу.

А, может, мне не бороться против Адама и его желания быть папулей? Ну, не соперник я ему сейчас, а своей бессильной злостью могу отвернуть от себя сына. У него такая радость в жизни приключилась, а мама сидит и пыхтит, как бобр, которому один козел решил разрушить плотину.

— И у тебя есть и свой чемоданчик, да? — улыбаюсь Ване, который от моей неожиданной улыбки и воркующего голоска удивленно вскидывает бровь, прям как его отец. — Вот и посмотрим, сколько в него игрушек вместится.

А пусть везет нас в большой и красивый дом. Хоть посмотрю, как живут другие люди, у которых нет нужды расписывать зарплату до каждой копеечки.

— Тогда я пойду? — тихо уточняет Ваня, недоверчиво щурясь на меня.

Киваю, провожу ладонью по его мягким волосами и шепчу:

— Да.

Ваня сползает со стула, не спуская с меня глаз, шмыгает, трет нос и пятится к двери. Не верит моей приветливой и дружелюбной улыбке. И не зря. У меня в голове созрел хитрый план.

Я знаю, что в детский чемоданчик влезут не все игрушки, и Ваня может разозлиться. Это он сейчас милый пупсик, но умеет быть и драконенком, который громко кричит, гневно плачет и в ярости катается по полу. Вот наш папа готов к такому?

Ваня прикрывает за собой дверь, и Адам выжидает минуту, прежде чем заявить:

— У тебя сейчас улыбка, как у жуткого клоуна, Мила. У тебя лицо, что ли, свело?