Бывший. Ворвусь в твою жизнь

Горло схватывает спазм боли, сбрасываю звонок и откидываю телефон, как ядовитую змею, а после меня накрывает слезами. Мама встает, заключает меня в объятия, в которых я расхожусь в детском и обиженном плаче еще больше.

— Это уже прогресс, — шепчет мама.

Он должен был рядом. В каждый сложный для меня момент просто быть рядом, защищать, любить и поддерживать. Начиная с разбитых коленок, двоек и заканчивая моей неудачной влюбленностью. Будь у меня заботливый отец, то, может, бы я не нырнула в объятия Адама.

Телефон на столе требовательно вибрирует, и мама усаживает меня на стул.

Отвечает на звонок отца спокойным и уверенным голосом:

— Дим. Все нормально.

Нет, ненормально. Он знает, что у него есть внук, а он видел его только на фотографиях, которые мама тайно отправляла ему. Он сдался, раз не нашел к дочери подход и отошел в сторону.

— Нет, ничего не произошло, — мама зевает и прикрывает рот ладонью, — ага, спокойной ночи.

А я все плачу, но уже почти беззвучно. Утираю слезы, которые катятся и катятся по щекам.

— Про Адама сама ему скажешь, если захочешь, — мама откладывает телефон.

— Ты же потом все расскажешь… Я же знаю тебя…

— С большим опозданием.

— Что у вас за отношения?

— Отношения, в которых ничего не осталось, — поднимается на ноги, касается моего лица и улыбается, — кроме чувства вины, сожаления и последствия от множества ошибок, которые решали, как умели. Много суетились, Мила, а пострадала наша дочь. И, увы мне, я тоже виновата.

Молчит несколько секунд и отрешенно говорит:

— Он хотел вернуться, а я его не приняла, Мила. Прости меня.

Глава 17. Мам, просыпайся

Поджидаю Адама на кухне, когда он выйдет из комнаты Вани, но он, похоже, заснул, а врываться с новыми претензиями, которые по большей части не к нему относятся, бессмысленно.

Поэтому я иду спать, и сейчас я очень недовольна тем, что у нас маленькая квартирка и что мы делим одну комнату с мамой на двоих. Я бы сейчас предпочла сидеть сердитой белкой в своем дупле. Одна.

Отец хотел вернуться. Как женщина, я не могу винить маму в ее нежелании принимать его, но как ребенок, который верил, что родители могут помириться, если захотят, я злюсь. И учитывая тот факт, что моя мама так и не нашла других серьезных отношений, то она любила.

— Ты счастлива?

— Я сплю, Мила, — недовольно ворчит мама.

— Не спишь.

— Счастлива.

— Нет.

— Мила, мое счастье не было сосредоточено только на твоем отце.

— Почему ты тогда одна?

— То, что я не выскочила замуж, не значит, что у меня не было мужчин.

— Что?! — я аж подскакиваю с кровати.

— Поэтому я об этом не распространяюсь, — мама вздыхает и переворачивается к стене лицом.

— И кто?!

— Какая разница?

— Мама! — зло шепчу я.

— Боже, у меня дочь — монашка.

— Мама!

— Мне не понравилось замужем, — мама елозит головой по подушке. — Вот честно. Из всех плюсов замужества — только дикая дочь.

— И сейчас есть кто-то?

— Я сплю.

Упрямо замолкает и не реагирует на мои расспросы. У меня нарастает желание кинуться к Адаму и поделиться тем, что моя мама… совсем не монашка, которая все эти годы страдает по неверному мужу.

Я все понимаю. Я современная женщина, но, кажется, я хотела бы, чтобы мама гордо любила отца. В одиночестве.

— Какая я дура, — шепчу я и прячусь под одеяло.

— Нет, — сонно отвечает мама. — Ты хорошая… любимая…

Ворочаюсь в тишине. За стеной спит Адам и Ваня, и я не знаю, что нас всех ждет и как я со всем справлюсь, если совершенно не знаю жизни в ее сложностях, к которым я не готова.

И снится мне всякая тревожная ерунда. От меня убегает Ваня к Адаму, который подхватывает его на руки и уходит к размытой женщине. Я кричу, вязну ногами в черной луже по колено, и меня никто не слышит, а затем я в Адаме вижу отца, а в Ване — маленькую себя. Размытая женщина становится мамой, которая берет и исчезает.

— Мам, — маленькие теплые ладошки обхватывают мое лицо, — Мааааам… Мама… Мам…

С судорожным вздохом открываю глаза, и Ваня награждает меня чмоком в нос:

— Мамуля, — а затем валится на меня всем телом, и я крякаю от неожиданности.

— Папа завтрак приготовил…

В нашей жизни появился папа с завтраком. Я бы умилилась, но я Адаму не верю.

Сейчас очарует всех, приручит, а затем сделает больно. Так больно, что потом Ване будут сниться кошмары.

— Просыпайся, — сползает с кровати и стягивает с меня одеяло. — Мам.

— Встаю, сына, — сажусь и тру опухшие веки. — Встаю.

— А еще мы переезжаем, — Ваня смотрит на меня круглыми глазами.

— Что?

— Так папа сказал, — пожимает плечами. — Почему он не хочет жить тут?

— Я не знаю…

Медленно и недоуменно моргаю. Мозг отказывается воспринимать очешуительные новости о внезапном переезде. Я даже не могу возмутиться, потому что кошмар не отпускает из липких лап.

— Ему не нравится у нас?

— Возможно, — сглатываю кислую слюну и поджимаю пальцы на ногах.

— Па! — кричит Ваня, разворачивается и шлепает к двери. — Па!

— Что?

Меня накрывает странное чувство изумления. До этого момента в нашей квартире не было слышно громкого мужского баритона.

— А как же садик?

— Мы решим этот вопрос, — голос Адама спокойный и невозмутимый.