Бывшая моего брата. Я ненавижу ее... (СИ)

Надев кроссовки, она оборачивается, и то, что я вижу на ее лице, вызывает во мне потребность обнять эту девушку и сказать, что все будет хорошо. Но мы не настолько близки, и мне кажется, подобный порыв не совсем уместен. Вместо этого я говорю:

— Может, как-нибудь пообедаем?

Думаю, мы можем стать подругами по несчастью.

— Да, — Лиза кивает, — было бы здорово.

Снова повисает неловкая пауза.

— Ты дай ему немного времени, — стараюсь сгладить углы. — Он перед боем всегда сам не свой.

— Не говори ему, ладно? — с болью в голосе шепчет она. — Не говори, что я видела… что вообще сюда приходила.

— Хорошо, я не скажу и маму попрошу. Если честно, я с ним не разговаривала с самого отъезда. — осторожничаю: — А ты?

Лиза улыбается… так печально, что мне хочется заскулить от бессилия.

— Звонил.

— Но нечасто, да? — добавляю с пониманием.

Но Лиза снова качает головой и прикрывает глаза. Дает себе секунду и снова смотрит на меня стеклянными глазами.

— Я допустила ошибку, Аль. И боюсь, что… — Делает глубокий вдох и открывает дверь. — Забудь. Неважно. Не забивай себе голову моими проблемами. Я справлюсь.

— Лиз… Если тебе не с кем поделиться, ты всегда можешь…

Неосознанно тянусь к ней, но меня останавливает выставленная ладонь:

— Давай не сейчас, ладно? — Она выходит за порог. — Передай, пожалуйста, маме мои извинения, что не дождалась. Я не могу… — Сжимает кулаки и заставляет голос звучать ровно: — Не могу. Мне нужно идти.

Понимаю. Как никто другой, понимаю, поэтому не давлю на нее и позволяю пуститься в бегство.

— Что? — восклицает позади мама. — Ушла все-таки? Вот упрямица!

Поворачиваюсь к ней .

— Думаю, она хочет побыть наедине с собой.

Мама тяжело вздыхает. Тоже переживает.

— Ох, бедная девочка. Надо же было так… — Разворачивается с коробочкой вкусняшек и направляется на кухню, причитая: — Такая хорошая пара была… как же так, господи боже мой… Что у этого оболтуса в голове?

Оставшись одна, я еще сильнее ощущаю, как тяжело становится на сердце. Хотя стоит признаться, что на какое-то время я действительно забыла о своих проблемах. Лизу жалко, и мама теперь будет нервничать. А она ведь даже не знает, что творится в жизни ее непутевой дочери. И теперь я и вовсе не представляю, как все ей рассказать.

На сегодня я окончательно опустошена, поэтому не дожидаюсь возвращения мамы и ухожу к себе в комнату.

Свет не включаю, просто тупо заваливаюсь на кровать прямо в одежде.

Нужно просто заснуть и позволить этому проклятом дню закончиться.

Невольно рука снова скользит на живот, и я закрываю глаза. Какие глупости. Там еще ничего нет. Только точка.

Маленькая точка.

Которая, вероятно, может стать целой жизнью.

Так страшно.

Что я смогу дать этому крохотному существу?

Тихий стук в дверь прерывает мои мысли, а за ним в темную комнату попадает тонкая струйка света. Половица поскрипывает, и через мгновение кто-то присаживается на край кровати.

— Морковка. — Мама приближается ко мне, нежно накрывает голову ладошкой и начинает гладить. — У тебя что-то случилось?

Зажмуриваюсь, чувствуя, как слезы вибрируют в горле, словно я наелась сухого песка.

Но я проглатываю ком горечи. Не хочу плакать. А может быть, у меня просто-напросто нет на это сил. Устала.

— Аля… Ну что такое? Не молчи! Я же все чувствую! Меня не обманешь! Да и незачем! Ты ведь знаешь, что я всегда помогу… Ты только не молчи, моя девочка. Я ведь переживаю…

— Я беременна, мам, — произношу бесстрастным голосом, заставляя маму замолчать. — Беременна от Айдарова.

Тишину нарушает глухое аханье, за которым следует мамино причитание:

— Ох ты боже мой…

Глава 59

Я не ожидал, что после моего монолога о брате эта девушка заявится и посягнет на мою личную территорию, чтобы навести самую настоящую анархию. И я сейчас не про жилье.

Появление Алевтины на пороге моего дома было неожиданным и глупым, потому что я был пьян, мое состояние было далеко от адекватности. В чем, собственно, ей впоследствии и пришлось убедиться. Потому что я ни хрена не сдерживался. Я просто не мог. Ее искренняя капитуляция вспорола мне кожу и, проломив кости, врезалась в самое нутро.

Такая слабая. Уязвимая. И взволнованная.

Обнажившая душу и сердце.

Это в равной степени выводит из себя и одновременно возбуждает.

Я думал, у нее хватит мозгов оставить все это дерьмо и начать жить с чистого листа. Без меня. По крайней мере, я надеялся на это после своей исповеди. А это была именно она. Не знаю, что так повлияло на меня. Я вообще не собирался рассказывать ей и толики того, что слетело с моего гребаного языка. Видимо, всему есть предел. Моему молчанию тоже.

Черт возьми, я настолько загнал себя проклятым чувством вины, что в какой-то момент пошел на дно вместе со своими тенями из прошлого.

И чувствами, с которыми до сих пор не знаю, что делать.

Алевтина ни разу не подавала признаков того, что в настоящем между нами возможно нечто иное, кроме ненависти. Да я и сам не хотел большего, потому что жаждал уничтожить ее, наивно полагая, что именно это поможет моему черному сердцу.

Наверное, поэтому я просто-напросто даже не предоставил ей возможности дать хоть малейший знак…