Бурный финиш

Облегченно вздохнув, я разорвал стерильный индивидуальный пакет и наложил повязку на рану, заклеив края пластырем. Под голову Патрика я подложил сложенное второе одеяло, чтобы уберечь его от вибрации. Ослабил узел его галстука, расстегнул пуговицу рубашки, потом расстегнул брюки. Больше я ничем не мог ему помочь. Я встал, чтобы уйти.

Но Раус-Уилер тревожно-истерически крикнул:

– Неужели вы меня так оставите?

Я оглянулся. Он полусидел-полустоял на коленях, и руки его были привязаны к креплению кресла. Он провел в таком положении уже три часа, и его дряблые мускулы явно не выдерживали. Было бы, наверное, жестоко оставить его так до конца полета.

Я поставил аптечку на бокс, вытащил брикет сена, поставил его возле большого ящика, с помощью кусачек Альфа перерезал проволоку, связывавшую запястья Рауса-Уилера, и показал на брикет:

– Сюда.

Он медленно, неловко поднялся, вскрикнул от боли и, спотыкаясь, валясь с ног, кое-как плюхнулся на брикет. Я поднял еще один кусок проволоки и, невзирая на его протесты, связал ему руки и прикрепил проволоку к гнезду, от которого шла цепь, закреплявшая ящик. Еще не хватало, чтобы он шатался по всему самолету и стоял у меня над душой.

– Куда мы направляемся? – осведомился он. Теперь, когда ему удалось кое-что с меня вытребовать, к нему снова вернулся важный тон.

Я промолчал.

– А кто ведет самолет?

– Джордж.

– Кто он такой?

– Хороший вопрос.

Растерянность Рауса-Уилера была просто очаровательна. Я оставил его в этом милом состоянии, проверил еще раз пульс Патрика, взял аптечку и пошел в отсек бортинженера. Там, в медицинском ящике, я обнаружил бинты и мази, в том числе и от ожогов. Осторожно я поднял свитер и вытащил из брюк рубашку. Только Билли мог получать удовольствие от этого зрелища. Я взял пакет с самой большой противоожоговой повязкой и наложил ее с такой тщательностью и осторожностью, какие мы приберегаем для себя. Впрочем, и это оказалось достаточно мучительно. Когда я закончил оказывать себе медицинскую помощь, то опять пожалел, что вообще затеял все это.

Я чувствовал себя отвратительно, выпил стакан воды, но это не погасило бушевавший во мне пожар. В аптечке были следующие болеутоляющие средства: аспирин, кодеин в таблетках и шесть ампул морфина. Я вытряс из флакона две таблетки кодеина и проглотил их. Затем сложил все лекарства в аптечку, закрыл крышку и поставил на место.

Вернулся в кабину. Все работало прекрасно. Я достал из багажного отделения третье одеяло и накрыл им тело Боба. Сразу же обстановка в кабине сделалась менее зловещей. Может быть, именно поэтому люди всегда закрывали лица покойников.

Я проверил время. Марсель мы пролетели час назад. Сто пятьдесят миль. Лететь еще долго. Я прислонился к металлической стенке, прикрыв глаза. Нет, так дело не пойдет. В таком состоянии мне не долететь. В моем мозгу всплыли фрагменты инструкции Министерства авиации: «…причиной многих воздушных катастроф является, как правило, плохое физическое состояние летчиков. Чем сложнее полет, тем серьезнее могут оказаться последствия даже легкого физического недомогания… Оставайтесь на земле, если вы почувствуете потребность в приеме лекарств и если чашка кофе не прогонит сонливость».

Доброе старое министерство! Его инструкция попала прямо в точку. По их меркам мне нужно было оставаться на твердой земле. Я был с ними целиком и полностью согласен.

Радио, вдруг подумал я без всякой связи с предыдущим. Оно не работает! Я открыл глаза, оттолкнулся от стены и стал разбираться, в чем дело. Я быстро понял, что с ним. Ярдман вынул все предохранители, и результат был примерно такой же, как если бы в системе электроснабжения удалить пробки. Но в каждом самолете должны иметься запасные. Я нашел место, где они могли находиться. Пустота. Все в карманах Ярдмана.

Налив себе еще воды, я сел в кресло Патрика и надел наушники, чтобы не так шумело. Я откинулся на удобную кожаную спинку, руки положил на подлокотники. Через некоторое время кодеин и противоожоговая повязка начали оказывать свое благотворное воздействие.

Небо все еще было черное, усеянное звездами. Маячок по-прежнему крутился, озаряя розовым светом широкие крылья. Но теперь к розовому добавилось сероватое. Не рассвет. Просто восходит луна. Очень кстати. Хотя луна была далеко не полная, с ее помощью можно было сориентироваться в следующий раз, когда я буду пролетать над побережьем. Но когда я там окажусь? Я лечу через Францию с юго-востока на северо-запад. Это миль пятьсот. Марсель я пролетал в час сорок. Сейчас три десять. Итак, Ла-Манш, расчетное время прибытия около пяти часов.

То, что Патрик оказался жив, заставило меня иначе оценить свой поступок. Я правильно сделал, что улетел на «ДС-4». Иначе Ярдман просто пустил бы ему в голову еще одну пулю или вообще его так и похоронили бы живым. Теперь меня хоть перестало беспокоить сомнение – надо было лететь на «чесне» или нет.

Я зевнул. Плохо. Еще не хватало заснуть. Зря я принимал таблетки. Боль хороша тем, что отгоняет сон. Я провел рукой по лицу. Оно было как чужое.