Вернулся второй пилот. Я уступил ему место и до конца полета оставался с лошадьми. Над Францией мы пролетели без приключений. Долетев до Дижона, повернули на юг и полетели над долиной реки Роны. У Сан-Тропеза свернули на восток, а над Альбенгой на север и совершили посадку в миланском аэропорту Мальпенса ровно через четыре часа после вылета из Гатвика.
В Италии было холодно. Когда двери отворились и нас обдало ледяным воздухом – температура снаружи была градусов на тридцать ниже, – мы увидели, как работники в голубом стали подкатывать роскошный трап, а от здания аэропорта к нам направились три таможенника. Они поднялись по трапу, и старший из них сказал что-то по-итальянски.
– Non parlo italiano[3], – произнес я единственную известную мне фразу на этом языке, от которой было мало толку.
– Non importa[4], – сказал он, взяв у меня документы маток, и двое его помощников стали переходить от лошади к лошади, вслух произнося описание каждой из них.
Все было в порядке. Таможенник вернул мне документы с вежливым поклоном и увел за собой две свои тени. Снова мы занялись привычной выгрузкой четвероногого товара в автофургоны, причем Конкер вовсю суетился вокруг кобылы, спешившей к Мольведо.
В нашем распоряжении был час до новой погрузки аналогичных пассажиров, путешествующих в обратном направлении с теми же целями, и мы с Тимми и Конкером отправились в здание аэропорта, чтобы поесть. У дверей нас встретил Патрик, выглядевший весьма официально в синем кителе с золотыми шевронами и погонами.
– Сегодня мы обратно не полетим, – сказал он, – так что вы, ребята, можете не торопиться.
– А в чем дело? – спросил Тимми, громко сопя.
– Снежная буря. Не успели мы вылететь, как начался такой снегопад, словно прорвали перину. Засыпало весь юг Англии и над Ла-Маншем то же самое. Давление так упало, что у барометра зашкаливает стрелку. Короче, инструкции нам – оставаться здесь.
– Ох уж эти макароны, – философски заметил Конкер. – От них только в животе беспорядок.
Он и Тимми отправились подкрепиться, а Патрик показал мне, откуда я могу дать телеграмму Ярдману и хозяевам лошадей, чтобы сообщить о задержке. Затем мы вернулись к самолету. Патрик забрал свою сумку, а я завернул обратно прибывшую партию итальянских кобыл. Когда я закончил все свои дела, Патрик помог мне запереть двойные двери, после чего мы прошли по разобранным боксам через салон и спустились по лесенке возле кабины.
– Где ты собираешься ночевать? – спросил меня Патрик.
– В отеле, наверное.
– Если хочешь, поехали со мной. Когда я застреваю в Милане, то ночую в одной семье, у них комната на двоих.
Как всегда, я испытывал сильное желание побыть одному, но, вспомнив, что я даже толком не в состоянии заказать по-итальянски номер в отеле и из развлечений могу рассчитывать лишь на осмотр памятников архитектуры, поблагодарил и принял предложение.
– Тебе у них понравится, – уверил меня Патрик.
Мы прошли ярдов двести молча, затем он спросил:
– Правда, что ты виконт?
– Я «боинг».
Он хмыкнул и добавил:
– Если быть точным, то этот маленький валлиец назвал тебя «чертов виконт».
– Для тебя это существенно, виконт я или нет?
– Абсолютно несущественно.
– Тогда все в порядке.
– Так ты виконт?
– В общем-то, да.
Через стеклянные двери мы вошли в аэропорт. Это было просторное помещение с каменным полом и стеклянными стенами.
Вдоль одной из стен тянулся прилавок с разными товарами, в основном сувенирами. Они были в витринах и на полках по всей стене. Там были шелковые галстуки, куклы в национальных костюмах, книги, открытки с местными видами. Хозяйничала здесь высокая темноволосая девушка в гладком темном платье. При виде Патрика лицо ее засветилось.
– Привет, Патрик, – крикнула она. – Как дела?
Он ответил ей по-итальянски, а затем, словно поразмыслив, махнул мне рукой:
– Габриэлла… Генри, – представил он нас, а потом что-то спросил ее по-итальянски.
Она пристально посмотрела на меня и ответила:
– Si, Henry anche[5].
– Ну и договорились, – сказал Патрик.
– Ты хочешь сказать, что мы остановимся у Габриэллы? – осведомился я.
Он напрягся:
– Ты возражаешь?
Я посмотрел на Габриэллу, а она на меня.
– Я думаю, что это слишком прекрасно, чтобы быть правдой, – наконец ответил я.
Только через десять минут, в течение которых она трещала с Патриком, я вдруг осознал, что не говорю по-итальянски, а единственное английское слово, которое знает Габриэлла, это «Хелло!».
Глава 6