Бурный финиш

– Нет, конечно! – фыркнул с возмущением Патрик, чем весьма меня порадовал. – И Габриэлла тоже. Это подарок, помощь, которую женщины одной страны оказывают женщинам другой страны. Моя невестка и ее знакомые собирают посылки от чистого сердца. Они не могут взять в толк, почему женщина обязана рожать, даже если не хочет этого. Ведь это же непосильный труд.

– Я никогда об этом не задумывался.

– Потому что у тебя нет сестры, которая за шесть лет родила шестерых детей и превратилась в инвалида, когда забеременела в седьмой раз.

– Сестра Габриэллы?

Патрик кивнул:

– Ну да, потому-то она и попросила таблетки. А потом спрос стал расти.

Он положил бутылочку обратно в карман и спросил не без вызова:

– Ну что скажешь?

– Вот это девушка! – воскликнул я.

Уголки рта Патрика поползли еще выше.

– Ты бы оправдал ее, даже если бы она украла бриллианты из английской короны, верно?

– Ну конечно, – медленно ответил я.

Лицо его вдруг сделалось совершенно серьезным, и он задумчиво сказал:

– Я о таком только слышал. Но вижу впервые. Черт, вам даже не надо говорить друг с другом. Хорошо еще, что вы вообще можете поговорить…

Он был прав. Габриэлла сказала, что, если нас застанут за разговором, у нее будут неприятности, поэтому я три раза отдельно приобретал подарки для отца, матери и сестры, подолгу выбирая каждый из них. Всякий раз Габриэлла говорила и смотрела на меня с меняющимся выражением удивления, радости и испуга, словно и для нее любовь с первого взгляда, увлечение совершенно незнакомым человеком оказались чем-то неодолимым и даже пугающим.

– Мне нравится вот это.

– Шесть тысяч лир.

– Как дорого!

– А вот эта вещь подешевле.

– Покажите мне что-нибудь еще.

Мы начали общение, тщательно подбирая французские слова, словно читали диалоги из школьного учебника, но позже, днем, когда Габриэлла закрыла свой киоск и вместе со мной и Патриком прошла через стеклянные двери служебного выхода, мы уже объяснялись достаточно свободно.

Мы ехали из аэропорта в такси, и, как только машина тронулась, Патрик передал ей флакон.

Лучше всех из нас троих знал французский я, потом Габриэлла, потом Патрик, но зато по-итальянски он говорил прекрасно, так что мы втроем всегда могли найти способ выразить то, что хотели.

Габриэлла поблагодарила его за флакон, ослепительно улыбнулась и спросила, все ли таблетки одного сорта. Патрик кивнул и пояснил, что эти таблетки – подарок от женщин, мужья которых – военные летчики, находящиеся на трехмесячной стажировке за границей. Из большой кожаной сумки, которую Габриэлла носила через плечо, она извлекла полосатую яркую оберточную бумагу из своего сувенирного киоска, а также большой пакет конфет. И конфеты, и флакон она умело завернула в круглый сверток, только на верхушке торчали уголки, словно листья ананаса. Сверток она умело обвязала липкой лентой.

Машина остановилась на довольно бедной улице перед обшарпанным домом с верандой. Габриэлла вылезла, я хотел последовать за ней, но Патрик жестом велел мне оставаться на месте.

– Она живет не здесь, – пояснил он. – Она только отдаст конфетки.

Габриэлла между тем заговорила с молодой изможденной женщиной в черном платье, отчего лицо ее казалось особенно бледным. Я никогда не видел таких страшных варикозных вен – словно сине-черные черви, они покрывали все ее ноги. Рядом с ней было двое маленьких детишек, еще двое-трое маячили в дверях дома, но она не была беременна и на руках у нее не было младенца. Взгляд, которым одарила она Габриэллу, принимая сверток, был красноречивее благодарных словоизлияний. Дети знали, что в свертке сладости. Они стали неистово скакать и прыгать, пытаясь достать сверток, а мать держала его высоко над головой. Мы отъехали, а она двинулась к дому, весело смеясь.

– Ну что ж, – сказал Патрик, отворачиваясь от окна, – надо Генри как следует показать Милан.

Начало темнеть. Было холодно, но не нам двоим. Я бы не заметил, даже если бы пошел град. Они медленно провели меня по Пьяцца дель Дуомо, чтобы я мог полюбоваться огромным готическим собором и Палаццо Реале, а потом мы прошли по стеклянной галерее на Пьяцца дель Скала посмотреть на знаменитый оперный театр. Габриэлла сказала, что это второй по величине оперный театр в Европе и вмещает он три тысячи шестьсот человек.

– А где же самый большой? – спросил Патрик.

– В Неаполе, – улыбнулась Габриэлла. – А стало быть, тоже в Италии.

– Но зато в Милане, кажется, самый большой собор? – спросил Патрик, явно поддразнивая ее.

– Нет, – рассмеялась Габриэлла, отчего на щеках у нее появились ямочки. – В Риме.

– Удивительно расточительный народ эти итальянцы, все у них на широкую ногу, – сказал Патрик.

– Мы правили миром, когда вы еще ходили в шкурах, – отпарировала Габриэлла, на что Патрик ответил, весело грозя пальцем:

– Но-но-но!

– Леонардо да Винчи жил в Милане, – сказала она.

– Италия – самая красивая страна во всем мире, а Милан – ее жемчужина, – отозвался Патрик.