Букелларий

Мой отряд по самому краю, вдоль кустов, огибает свалку, скачет дальше. Я замечаю удивленный взгляд пехотинца-австразийца, мимо которого проскакал. Он собирался повернуть пику в мою сторону, но понял, что проеду мимо, передумал. Проскочив мимо дюжины или больше кривых шеренг вражеской пехоты, вырываемся на оперативный простор. Впереди довольно чистый, почти без кустов, спуск с холма, за ним поле с пшеничной стерней и следующий холм, на котором вражеский лагерь. Между шатрами стоит сотни две слуг и воинов, сказавшихся больными, которых оставили присматривать за барахлишком. Увидев мой отряд, они какое-то время тупо пялятся, стараясь понять, свои или чужие? Потом делают вывод, что сражение проиграно, и начинают разбегаться.

Я подскакал к самому большому шатру из темно-красной, навощенной ткани, стоявшему на самой вершине холма. Прямо перед носом моего коня оттуда выскочили три слуги или раба и рванули вниз по склону, подальше от беды. Если это рабы, у них есть шанс стать свободными. Если еще и сообразительные, прихватили что-нибудь хозяйское, то и богатыми. Я привязал коня к растяжке, зашел в шатер.

Внутри был довольно сильный запах ладана, будто, как в церкви, здесь совсем недавно прошелся поп с дымящим кадилом, провел каждение. Обстановка довольно скромная — четыре кровати, большой сундук, стол и две лавки возле него. При этом кувшин, на треть заполненный хорошим белым вином, блюдо с несколькими маленькими кусками холодной говядины и четыре кубка на столе были из серебра, причем металла на них не пожалели. У франков вообще склонность к тяжелой посуде. Наверное, чтобы было, чем возразить оппоненту во время застолья. На сундуке лежали две красные туники и плащ из куницы с верхом из толстой темно-красной шерстяной ткани, а внутри — всего два мешочка с золотыми триенсами, по сотне в каждом. Видимо, дела у Карла Мартелла не ахти, и это сражение ему надо выиграть кровь из носа.

Сбоку к сундуку был прислонен боевой молот. Я бы не обратил на него внимания, если бы красиво оплетенная кожаными полосками в нижней части, деревянная рукоять длиной сантиметров семьдесят пять и с кожаной петлей для надевания на запястье не мешала опустить крышку. Набалдашник был бронзовый, с одной стороны в виде прямоугольного молотка, а с другой — вытянутого четырехгранного шипа, который франки называют клювом сокола. У германцев это оружие встречается не часто, предпочитают топоры. В мою предыдущую эпоху боевыми молотами вооружилась в римской армии легкие пехотинцы, чтобы использовать против конных копейщиков, если те атаковали рассыпным строем, что было часто. Увернувшись от копья, пехотинец старался угодить молотком в висок всадника и если не убить, проломив шлем, то оглушить, свалить с коня и потом добить, или попасть клювом в грудь, прорвать кольчугу и зацепиться за нее, нанести тяжелую рану и сдернуть с седла. Судя по тому, что боевой молот оставили в шатре, Карлу Мартеллу, наверное, служил церемониальным предметом, заведенным в честь прозвища, или прозвище получил именно за любовь к этому оружию, и мне достался запасной экземпляр.

Я завернул кувшин, блюда, кубки и мешочки с монетами в плащ, прихватил боевой молот, вышел из шатра. Когда приторачивал добычу к седлу, заметил, что сражение развивается не совсем так, как предполагал. Нейстрийцы не поддержали атаку аквитанцев, остались на месте. Увидев это, австразийцы навалились на нашу конницу и подоспевшую пехоту. Аквитанцы еще рубились в полуокружении, но было понятно, что продержатся не долго. Как догадываюсь, Эда Большого использовали втемную в договорняке между нейстрийцами и австразийцами. Видимо, его сепаратизм не нравился ни Хильперику Второму, ни Карлу Мартеллу. Если он погибнет сейчас вместе с большей частью своей армии, то Аквитания наверняка опять станет герцогством, даже если уцелеет участвующий в сражении, его старший, пятнадцатилетний сын Гунальд. У наследника кличка Мул, потому что, когда бог раздавал мозги, он стоял в очереди за упрямством. У короля есть еще два сына — одиннадцатилетний Гаттон и девятилетний Ремистан, которых из-за малолетства можно не принимать в расчет.

— Все ко мне! — прокричал я несколько раз, колотя молотом по своему щиту, чтобы наверняка услышали.

Лангобарды, как я называл всех воинов своего отряда, хотя среди них были и представители других национальностей, несмотря на то, что очень увлеченно прибарахлялись, отреагировали на призыв быстро. Сбор добычи во время не закончившегося сражения — мероприятие стремное, заставляет постоянно контролировать ситуацию, чтобы не погибнуть из-за собственной жадности. Судя по туго набитым мешкам и узлам на крупах лошадей, ребята хорошо поживились.