Будущее ностальгии

Западные европейцы прибыли в Прагу до 1989 года, чтобы собрать эти меланхолические цветы забвения и задумчиво отрефлексировать эту старомодную и менее удачливую версию Европы, которая одновременно воплощала их концепцию дома, существующего в прошлом, и позволяла им отлично себя чувствовать в своих уютных домах настоящего, со всеми современными западными удобствами. И чехи относились к этим проявлениям меланхолии сравнительно легко. Теперь, после театрального представления бархатной революции, меланхолический город переживает свой урбанистический бум, предоставляя абсолютно все всем и каждому — ведь это один из наиболее хорошо сохранившихся европейских городов, с его впечатляющим разнообразием архитектурных стилей — от Средневековья до барокко, от стиля модерн до конструктивизма и восточной версии интернационального стиля; город новой Восточной Центральной Европы, где могут сбыться мечты о третьем пути, где у власти могут находиться философы, где демократия, свободный рынок и высокая культура не противоречат друг другу. Прага также стала Меккой, где американские подростки — представители среднего класса могут позиционировать себя в роли богемы и воображать себя гуляющими по Парижу рубежа прошлого и позапрошлого столетий — их версия экспатрианта Европа. Теперь разрушающиеся фасады пешеходной части Праги вновь перекрашены с таким перфекционизмом, что даже западные туристы здесь сетуют на то, что город уже излишне наводнен туристами и становится слишком похожим на западноевропейский город. Для них Прага потеряла часть своего очарования благородного, но бедного родственника. Эти «хитрые чехи» пытаются заработать деньги на своем бедном романтическом городе, превратив его в тематический парк противоречивых ностальгических тенденций. В ответ чехи придумали новый антитуристический андеграунд — серию небольших баров, ресторанов, кафе и выставочных площадок, расположенных в старых подвалах, «куда туристы не пойдут».

Европейская версия ностальгии «урбанистических индивидуалистов» равнозначно проявилась как в форме текстов, так и в реальных градостроительных преобразованиях, имевших место после 1989 года: в сопротивлении грандиозной монументальности, характерной для советской архитектуры; в небольших городских жестах, маркерах контрпамяти, таких как ремонт внутренних дворов — бывших пространств страха — в торговых и ресторанных пассажах; и в новой культуре кафешек. Среди главных героев Праги после 1989 года оказались три трудно совместимых друг с другом товарища: Ян Палах, Джон Леннон и Франц Кафка; все трое обрели свои урбанистические мемориалы. Значимость темы увековечивания событий 1968 и 1989 годов была существенно понижена. В подобных случаях месседжем становился сам стиль; риторикой становилась «антиполитика», тот самый центральноевропейский идеал, описанный Дьёрдем Конрадом, который развивался на контрасте с советским и националистическим культом гигантских, внушительных фигур отцов. В городе стараются не проводить роскошных юбилейных торжеств и пестуют локальные жесты. На улице возле философского факультета Карлова университета есть едва заметный крест, выложенный из красного кирпича на тротуаре. Во время моросящего дождя или под определенным углом падения света на кресте проявляется человеческая фигура, а в другое время — это не что иное, как небольшая «ошибка» мастера-строителя тротуарного мощения. Согласно городской легенде, крест был создан неизвестными, в целях увековечивания памяти о жертвенной гибели Яна Палаха, двадцатиоднолетнего студента-философа, который облил себя бензином и поджег спичку на ступенях Народного музея в знак протеста против советской оккупации Праги. Его похороны ознаменовали крушение всех надежд в 1969 году и положили начало периоду застоя и повседневности «тоталитарного консюмеризма», цитируя слова Гавела. Во время театрализованных революционных событий в ноябре 1989 года на Вацлавской площади был создан спонтанный мемориал Палаха. После бархатной революции он оставался практически нетронутым, став антимонументальным памятником жертвам коммунизма.

Еще один неофициальный мемориал 1980‑х годов был посвящен герою популярных фантазий — это стена Джона Леннона, которая расположена через дорогу от посольства Франции и покрыта граффити, сделанными фанатами рока. Граффити и лицо Джона Леннона всегда добросовестно вымарывались коммунистическими властями. Теперь стена возвращена Мальтийскому ордену в рамках реституции, и его рыцари тоже оказались врагами «Битлз». Посол Франции выступил с защитой Джона Леннона и поклонников 1960‑х годов по обе стороны железного занавеса и спас мемориал от «реституции», которая неминуемо обернулась бы уничтожением объекта неофициальной городской культуры.