Брокен-Харбор

В ответ я получил взгляд, полный отвращения. Меня часто принимают за напыщенного мерзавца, который наслаждается звуком собственного голоса, и меня это полностью устраивает. Валяйте, списывайте меня со счетов, теряйте бдительность.

– Сынок, я хочу сказать вот что: ты, образно выражаясь, кролик. Если наведешь нас на крупную дичь, скачи себе дальше. В противном случае твоя пушистая головка украсит стену над нашим камином.

– На что я должен вас навести?

Одна лишь эта вспышка агрессии в голосе Конора подсказала бы мне, что он все прекрасно понимает. Я ее проигнорировал.

– Мы ищем информацию, а ты тот самый человек, который нам ее предоставит. Когда ты выбирал, в какой бы дом незаконно проникнуть, тебе необычайно повезло. Наверняка ты заметил, что окна твоего гнездышка смотрят прямо на кухню дома номер девять на подъеме Оушен-Вью. У тебя было собственное реалити-шоу, двадцать четыре часа в сутки.

– Самое скучное реалити-шоу на свете, – сказал Ричи. – Разве ты не предпочел бы найти, например, стрип-клуб? Или компанию девчонок, разгуливающих топлес?

Я погрозил ему пальцем:

– Мы же не знаем, было ли оно скучным, верно? Именно это нам и предстоит выяснить. Конор, дружище, выкладывай: люди в девятом доме скучные?

Конор обдумал вопрос, поискал в нем подвох.

– Там семья, – сказал он наконец. – Мужчина и женщина. Мальчик и девочка.

– Офигеть и не встать, Шерлок. Пардон за мой французский. Это мы и сами выяснили, не зря же нас называют детективами. Какие они? Как проводят время? Ладят между собой или нет? Обнимаются или скандалят?

– Никто не скандалит. Раньше они… – Судя по голосу, внутри у него снова заворочалось темное, глубокое горе. – Раньше они играли в игры.

– В какие? В “Монополию”?

– Теперь я понимаю, почему ты их выбрал. – Ричи закатил глаза. – Захватывающее зрелище, да?

– Однажды они построили на кухне форт из картонных коробок и одеял. Играли в ковбоев и индейцев, все четверо; дети карабкались по отцу, делали боевой раскрас маминой помадой. По вечерам, уложив детей, он и она сидели в саду с бутылкой вина. Она гладила ему спину. Они смеялись.

Такой длинной тирады мы от него еще не слышали. Ему до смерти хотелось поговорить о Спейнах, он буквально искал эту возможность. Я покивал, достал блокнот и начал выводить в нем каракули, притворяясь, что делаю пометки.

– Конор, дружище, это ценные сведения. Именно такие нам и нужны. Продолжай. По-твоему, они счастливы? Это хороший брак?

– Это был прекрасный брак. Прекрасный, – тихо сказал Конор.

Был.

– Он ни разу не делал ей ничего плохого?

Конор резко повернул голову в мою сторону. Покрасневшие опухшие глаза, серые и холодные, словно вода.

– Что, например?

– Это ты мне скажи.

– Раньше он все время приносил ей маленькие подарки: дорогой шоколад, книги, свечи – ей нравились свечи. Столкнувшись на кухне, они целовались. После стольких лет они по-прежнему были без ума друг от друга. Он бы скорее умер, чем причинил ей боль. Ясно?

– Ладно-ладно, – я поднял руки, – должен же я был спросить.

– И вот вам ответ. – Конор даже не моргнул. Кожа под щетиной казалась грубой, обветренной, словно он провел слишком много времени у холодного моря.

– Благодарю. Для этого мы здесь и собрались – чтобы установить факты. – Я аккуратно сделал пометку в блокноте. – Дети. Какие они?

– Она… словно куколка, словно девочка из книжки. – Горе в голосе Конора, казалось, вот-вот выплеснется на поверхность. – Всегда в розовом. У нее были крылышки феи, она их носила…

– Она? Кто “она”?

– Девочка.

– Брось, дружище, хватит играть. Ты отлично знаешь, как их зовут. Что, они никогда не кричали друг другу в саду? Мама ни разу не звала детей ужинать? Бога ради, называй их по именам. Я слишком стар, чтобы разбираться во всех этих “он, она, его, ее”.

– Эмма, – тихо сказал Конор, словно оберегая имя.

– Точно. Давай дальше про Эмму.

– Эмма обожала хлопотать по дому: надевала фартучек, лепила булочки из рисовых хлопьев. У нее была игрушечная школьная доска, Эмма сажала перед ней кукол и играла в учительницу, учила их азбуке. Брата тоже пыталась учить, но он не мог усидеть на месте – раскидывал кукол и убегал. Она была смирной. Веселой.

Снова была.

– А ее брат? Он какой?

– Шумный. Всегда смеется, кричит – даже без слов, лишь бы пошуметь, он от этого со смеху помирал. Он…

– Его имя?

– Джек. Так вот, он то и дело опрокидывал кукол Эммы, но потом помогал снова их усадить и целовал, чтобы утешить. Давал им попить сока. Однажды Эмма простудилась и не пошла в школу, и он весь день ей что-нибудь таскал – свои игрушки, одеяло. Милые дети, оба. Хорошие. Замечательные.

Ричи пошевелил ногами под столом – он едва сдерживался, чтобы не реагировать на рассказ о детях. Я постучал ручкой по зубам и сверился с пометками в блокноте.

– Конор, я заметил один любопытный нюанс: ты все время говоришь в прошедшем времени – они играли, Пэт приносил Дженни подарки… Что-то изменилось?

Конор оценивающе уставился на свое отражение в зеркале, словно разглядывая непредсказуемого и опасного незнакомца.

– Он – Пэт – потерял работу.

– Откуда ты знаешь?

– Днем он сидел дома.