Брокен-Харбор

– Хорошо. Я пока никому говорить не стану. Если за это время передумаешь, только скажи, и мы обо всем забудем.

Мы оба знали, что я не передумаю.

– Спасибо, сэр.

О’Келли кивнул:

– Ты хороший полицейский. Да, ты выбрал не то дело, чтобы его похерить, но ты хороший полицейский. Не забывай.

Прежде чем закрыть за собой дверь, я в последний раз оглядел кабинет. Мягкий свет, огромная зеленая кружка, которая была у О’Келли уже тогда, когда я только пришел в Убийства, на книжной полке награды за победы в соревнованиях по гольфу, латунная табличка с надписью “ГЛАВНЫЙ ИНСПЕКТОР ДЖ. О’КЕЛЛИ”. Раньше я надеялся, что однажды этот кабинет станет моим. Я столько раз себе его представлял: на столе фотографии Лоры и детей Джери, на полках мои старые книги по криминологии, возможно, бонсай или маленький аквариум с тропическими рыбками. Не то чтобы я мечтал об уходе О’Келли, вовсе нет, но нужно, чтобы мечта была зримой, иначе рано или поздно она рассеется. Моя мечта была такой.

* * *

Я сел в машину и поехал к Дине. Я обзвонил все квартиры в ее задрипанном домишке, совал удостоверение под нос патлатым неудачникам, но все они не видели ее уже несколько дней. Я наведался к четырем ее бывшим, получил целый диапазон ответов – от брошенной трубки домофона до “Когда она объявится, пусть мне позвонит”. Я обошел весь район, где жила Джери, заглянул в каждый паб, освещенные окна которого могли привлечь внимание Дины, не пропустил ни один зеленый уголок, который мог показаться ей умиротворяющим. Я заглянул к себе домой, прочесал все окрестные переулки, где мерзкие недочеловеки торгуют всеми мерзостями, которые им удалось раздобыть. Раз двадцать я пытался дозвониться до Дины. Подумал, не съездить ли в Брокен-Харбор, однако водить машину Дина не умеет, а для такси это слишком далеко.

Вместо этого я стал кружить по центру города, высовываясь из окна, заглядывая в лица девушек, мимо которых проезжал. Ночь была холодной, все натягивали шапки, наматывали шарфы и опускали капюшоны; раз десять при виде очередной изящной худенькой девушки у меня перехватывало дыхание от надежды, но потом я вытягивал шею и видел незнакомое лицо. Когда крошечная брюнетка на шпильках и с сигаретой в руке завопила, чтобы я отвалил, я вдруг понял, что время уже за полночь, понял, как я выгляжу. Я съехал на обочину и долго сидел в холодной машине, слушая голос Дины на автоответчике и наблюдая, как мое дыхание превращается в пар. Наконец я сдался и поехал домой.

Часу в четвертом утра, когда я ворочался без сна в постели, я услышал, как кто-то возится со входной дверью. После нескольких попыток ключ повернулся, и полоска света из коридора на полу в гостиной стала шире.

– Майки? – прошептала Дина.

Я замер. Полоска света сузилась и исчезла, щелкнула закрывшаяся дверь. Осторожные театральные шаги на цыпочках, затем на пороге спальни появился силуэт Дины – изящный сгусток темноты, неуверенно покачивающийся.

– Майки? – позвала она чуть громче. – Ты не спишь?

Я закрыл глаза и задышал ровно. Немного погодя Дина негромко вздохнула – словно ребенок, который целый день играл на улице и устал.

– Там дождь, – сказала она почти про себя.

Я услышал, как она села на пол и сняла ботинки, как они поочередно глухо стукнули о ламинат. Она забралась в постель, легла рядом со мной, укрыла нас одеялом и плотно подоткнула края. Затем стала настойчиво придвигаться ко мне спиной, пока я не обнял ее. Тогда она снова вздохнула, зарылась головой в подушку и сонно сунула уголок воротника пальто в рот.

Мы с Джери столько часов потратили на расспросы, но один вопрос так и не смогли задать. “Ты вырвалась у кромки воды, когда волны уже обхватили твои щиколотки? Выдернула руку из ее теплых пальцев и побежала обратно в темноту, в шелестящий тростник, который сомкнулся вокруг тебя и надежно спрятал от ее окликов? Или же, прежде чем уйти, она разжала ладонь и отпустила тебя с криком «Беги, беги!»?” В ту ночь я мог бы спросить ее об этом. Думаю, Дина ответила бы.

Я слушал, как она тихонько посасывает воротник, как ее дыхание становится медленным и глубоким. От нее пахло свежим холодным воздухом, сигаретами и ежевикой. Пальто насквозь промокло под дождем, вода просачивалась сквозь пижаму и холодила мне кожу. Чувствуя щекой влажное прикосновение ее волос, я лежал неподвижно, смотрел в темноту и ждал рассвета.