Broken Code: Inside Facebook and the Fight to Expose Its Harmful Secrets

Последние несколько месяцев она вела записи о своих опасениях, поскольку все больше убеждалась, что Facebook не привержен честной работе. Каждый раз, когда что-то беспокоило ее или казалось значительным, она записывала это. Она не знала, что будет делать с этим материалом. Она обратилась в некоммерческую организацию, занимающуюся защитой интересов технологов, но ее собеседник сказал ей, что эта организация не занимается разоблачениями.

В тот субботний день мы несколько минут шли по тропе , немного перегруженной бегунами и велосипедистами, а затем свернули на поляну, чтобы поговорить по-настоящему. Рассказывая о своей работе в компании, она часто останавливалась, чтобы расспросить меня о том, что я знаю о различных системах и процессах Facebook. Не было никаких сомнений, что она проверяет меня: разговор с репортером был бы нарушением ее соглашения о неразглашении с Facebook и потенциальным концом ее технической карьеры. Помимо вопросов о том, как я собираюсь сохранить ее личность в безопасности, она искала доказательства того, что разговор со мной стоит риска.

Мы разговаривали до тех пор, пока под большими деревьями не опустились ранние сумерки. По дороге к нашим машинам Хауген предложила начать встречаться регулярно. По крайней мере, по ее словам, ответы на вопросы могли бы прояснить ее мысли и помочь ей определить, что важно задокументировать до того, как она покинет Facebook.

Последнее обстоятельство отличало Хауген. К моменту встречи с ней я поговорил с десятками бывших сотрудников, которые описали общее созвездие проблем, схожих с ее. Детали были разными: одни бывшие сотрудники были возмущены предполагаемым политическим подстрекательством, другие - опасностью алгоритмического ранжирования контента или привыкания. Но если немного присмотреться, то можно было вырисовать общие контуры. У компании были конкретные доказательства того, что ее продукты могут нанести вред обществу, но ее руководители не хотели рисковать корпоративными интересами и заниматься самокоррекцией.

По опыту я знал, что знающие сотрудники, пришедшие к такому выводу, как правило, увольняются, обычно тихо. Реже они публично поносили компанию или обсуждали детали своей работы.

Но они практически никогда не делали того, о чем сейчас думал Хоген. Вместо того чтобы тайком вынести какой-нибудь завалявшийся документ или детали конкретного проекта, который пошел не так, как надо, Хауген собирался провести месяцы внутри компании с конкретной целью - расследовать деятельность Facebook. Если бы Хоген обратился ко мне первым, а не наоборот, у меня бы началась паранойя. Хотя Facebook никогда не пыталась меня обмануть, хорошо поставленный сотрудник, предлагающий такую необычную помощь на первой встрече, казался слишком хорошим, чтобы быть правдой.

Половину дороги домой я провел, пытаясь представить, как она может стать приманкой в какой-то сложной интриге, а вторую половину - готовясь к разочарованию, когда она не выполнит задуманное. Перебирая в уме все, что могло пойти не так, я также обнаружил, что мне немного не по себе от интенсивности ее убеждений. Во время нашей встречи я не проявлял скептицизма, но Хауген дважды за время нашего разговора говорила, что у нее есть мотивация помочь мне, потому что, если она не раскроет то, что известно внутри Facebook, миллионы людей, скорее всего, погибнут.

Учитывая, что Организация Объединенных Наций уже обвинила компанию в этнических чистках в Мьянме, ее заявление нельзя было отвергать с порога. Но оно все равно казалось грандиозным.

После двух лет работы в компании я понял, что ее продукты и продукты ее конкурентов в социальных сетях могут изменить политику и поток информации таким образом, что это может сформировать, а иногда и оборвать жизнь. Но утверждение о том, что приложения для смартфонов, даже популярные, обладают такой разрушительной силой, как она утверждала, все еще казалось гиперболическим.

Роль Facebook и других платформ в событиях, которые произойдут всего несколько недель спустя, оставляла меня в меньшей уверенности.

Глава

15

Они называли друг друга мошенниками, примадоннами и клоунами. Они лгали, рефлекторно и неуклюже, в погоне за деньгами и значимостью. Благодаря силе социальных сетей им предстояло изменить ход американской политической истории.

После 6 января репортеры и следователи сосредоточились на провалах разведки, интригах Белого дома и хорошо организованных колоннах белых националистов. Все это было реальностью. Но в игру вступил четвертый фактор: влиятельные лица.

Трамп был, в некотором роде, окончательным авторитетом правого крыла, умело использующим свою платформу, Twitter, для того чтобы подстроить новостной цикл под свою волю. За ним шел караван сумасшедших, надеявшихся повлиять на свой собственный путь к звезде. Для многих из них такой платформой стал Facebook.