Бродяги Севера

Мак-Таггарт мрачно улыбнулся, кулаки у него сжались еще крепче. Разве его власть не безгранична? Разве сможет Пьеро воспротивиться его воле? А станет возражать – он выгонит его отсюда, из охотничьих угодий, доставшихся ему в наследство от отца и деда, а то и раньше. Он, Мак-Таггарт, превратит Пьеро в бродягу, в изгоя, как превратил в бродяг и изгоев десятки других, впавших в немилость. Никакая станция уже не будет ничего покупать у Пьеро и ничего ему продавать, если против его имени поставить черный крест. Такова была власть Мак-Таггарта, закон комиссионеров, действовавший уже сотни лет. Такова была колоссальная сила зла. Именно она отдала ему Мари, тоненькую, темноглазую девушку-индианку, которая ненавидела его – и, несмотря на ненависть, «вела его хозяйство». Так деликатно объяснялось ее присутствие, хотя на самом деле никаких объяснений не требовалось.

Мак-Таггарт снова посмотрел на свои заметки на листе бумаги. Охотничьи угодья Пьеро, его собственность по неписаному закону диких земель, были очень хороши. В последние семь лет он получал за свои меха в среднем по тысяче долларов в год, поскольку одурачить Пьеро так же, как индейцев, Мак-Таггарт не сумел. Тысяча долларов в год! Да Пьеро дважды подумает, прежде чем откажется от такого богатства. Мак-Таггарт хохотнул, смял бумагу в руке и собрался потушить свет. Красное лицо его с короткой неряшливой бородой пылало от грязных мыслей. Неприятное это было лицо, беспощадное, как железо, сразу выдававшее, за что его прозвали напао-уэтику. Глаза у него вспыхнули, и он резко втянул в себя воздух, прежде чем погасить лампу.

Пробираясь в темноте к двери, он снова хохотнул. Нипиза, считай, уже его. Он заполучит ее, даже если это стоило бы… жизни Пьеро. А почему бы и нет? Пара пустяков. Выстрел на одинокой тропе, один удар ножом – и кто об этом узнает? Кто догадается, куда подевался Пьеро? Причем Пьеро сам виноват. В последний раз, когда Мак-Таггарт видел Пьеро, он попросил у него руки Нипизы по-благородному, хотел жениться на ней. Да, он и на это готов. Так он и сказал Пьеро. Он сказал Пьеро, что, когда станет его зятем, будет платить ему за меха двойную цену.

А Пьеро в ответ только уставился на него – уставился со странным выражением, будто его оглушили, будто ударили по голове дубинкой. Так что теперь, если Мак-Таггарт не получит Нипизу по-хорошему, Пьеро будет сам виноват. Завтра Мак-Таггарт снова отправится в угодья полукровки. А послезавтра Пьеро даст ему ответ. Укладываясь в постель, Буш Мак-Таггарт снова хохотнул.

До предпоследнего дня Пьеро ничего не говорил Нипизе о том, что произошло между ним и комиссионером на Лак-Бэн. Но потом все-таки рассказал.

– Он чудовище, человек-дьявол, – закончил он. – Я бы лучше видел тебя там, с ней, в могиле.

И он показал на высокую сосну, под которой покоилась принцесса – мать Нипизы.

Нипиза не вымолвила ни слова. Но глаза у нее стали больше и темнее, а на щеках проступил румянец, какого Пьеро у нее прежде не замечал. Когда он договорил, она встала во весь рост – и ему показалось, что она стала выше. Она еще никогда не выглядела такой взрослой, и глаза Пьеро подернулись тенью ужаса и тревоги, когда он смотрел на нее, а она глядела на северо-запад, в сторону Лак-Бэн.

Как она была хороша, эта девочка-женщина. Ее красота испугала Пьеро. Он видел, с каким выражением смотрел на нее Мак-Таггарт. Слышал страсть в его голосе. Видел в глазах Мак-Таггарта звериную алчность. Поначалу это ужаснуло Пьеро. Но теперь ему было не страшно. Да, он беспокоился за нее, но руки у него были сжаты в кулаки. В сердце тлело пламя. Наконец Нипиза повернулась, подошла и села рядом с ним, у его ног.

– Завтра он приедет, ma chérie[32], – проговорил Пьеро. – Что мне сказать ему?

Губы у Нипизы стали алые. Глаза блестели. Но она не посмотрела на отца.

– Ничего, Нуто, скажи ему только, пусть придет ко мне… если ему что-то от меня нужно, пусть у меня и спрашивает.

Пьеро нагнулся к ней – и увидел, что она улыбается. Солнце село. Сердце Пьеро упало вместе с ним, как холодный свинец.

* * *