Читаем Борисов-Мусатов полностью

Наверное, не странно, что именно сейчас он увидел море — как впервые! Пройдя некий круг, он опять попал в «рай»: ведь после кисловодского Эдема и боржомского «ада» было еще батумское чистилище, где он встретился с морем один на один. Изнывая от тоски, он писал кое-что и в дождливом Боржоме — вроде этюда светло-лиловых сумерек на берегу Куры, где они бродили с Россинским вдоль парапета, глядя на отражение в воде желтых береговых огней. Затем пути их с Владимиром разошлись. Виктор сообщал ему из Батума, что здесь много интересного в художественном отношении. Панорама батумской бухты, окруженной Понтийским хребтом, зелеными Аджарскими и Кахаберскими горами, была прекрасна, и «очень хорош плоский берег… с широкой далью моря…». Сидя здесь, Виктор писал море у берега, бьющее о серые камни пирса, освещенные уходящим солнцем: вскипая, лезли на камень белые барашки, вода у пирса в тени играла холодно-лиловой зыбью, а на свету (грань эту Виктор передал резко) всплескивала зеленью. Он писал другой этюд, уже поднимая линию горизонта, прихватывая и плывущее вдали ярко-красное суденышко. Писал пейзаж, почти весь заполненный морской пучиной, — с дальним парусом и розовым пятном заката среди туч. Этюды были быстрые, цвет шел разреженно, часто «открытым», звучным ультрамарином. Передавая морскую даль, Виктор не искал световоздушной иллюзии правдоподобия, не гнался за копированием «свободной стихии». Тот же Кавказ еще раз учил освобождаться от смешных потуг на «зеркальную» взаправдашность: вот самому научиться писать, как работает природа, чтобы свет, цвет и ритм — все было раскованно и органично!.. Чаще норовил делать этюды к вечеру, когда эта «органичность» тонов — и морской синевы, и неба, и берега — больше выявляется. К вечеру каждый цвет «отстоявшийся», блеск солнца не мешает: тона делаются и устойчивее и мягче. Вибрация ритмично положенных мазков приучила его кисть к виртуозной легкости, море и небо учили обобщенной передаче синего цвета, «поэтом» которого ему и суждено прослыть. (В том же 1895 году Сергей Васильевич Иванов с горечью признавался жене: «Сейчас написал этюд неба. Поразительно — у меня глаз буквально не чувствует голубых цветов — не могу сразу взять цвет неба… Зато лиловые и желтые — это моя сфера. Голубой и розовый — это камень преткновения…» Что ж, каждому дано было свое…)

«…Сижу на берегу моря. По целым дням упиваюсь его звуками и красками… — набрасывал Виктор черновик письма Марии Павловне из Батума. — …И если здесь нет кисловодской прохлады, то здесь богатый парник, в котором цветы — и море, и люди, и горы…» Среди вечнозеленых деревьев, среди эвкалиптов, платанов и мимоз ходил он, спускаясь к порту. Грузинская речь неслась вслед из духанов, по-армянски выкрикивали что-то согнутые в три погибели муши-носильщики, раскладывали изделия из серебра на базаре у берега абхазцы, развертывали свои ковры персы… «…Ни за что не представишь себя в русском городе», — удивлялся Виктор. Портовые рабочие, фелюжники почти сплошь были турками, флотилия турок-рыбаков стояла ниже базара на берегу так понравившейся Виктору бухты. Здесь он сделал этюд горбоносого, усатого и вооруженного турка с темной повязкой на голове, написал присевшего на камень узкоглазого молодого матроса в белой форменной одежде и большой шляпе с полями.

И вот эта виденная в батумской бухте ровная широкая гладь встала сверкающей стеной синевы!.. И приближающееся горячее ощущение счастья! И растущие на глазах белые домики. И скалы, раскаленные зноем. Он в Крыму! И Алупка «божественна», потому что там живет, там ждет его Елена.

Отец Александровой (она родилась в Курской губернии в 1873 году) — санкт-петербургский дворянин, юрист, присяжный поверенный Владимир Александрович Александров, несколько лет как развелся с женой. По воспоминаниям, высокий, красивый, черный, полную фамилию носил он — двойную: «Александров-Сковорода». Род его шел с Украины, он считался потомком кого-то из родни знаменитого поэта-философа Григория Сковороды. Мать Елены, с которой Виктор познакомился в Алупке, где очень дружные мать и дочь отдыхали летом, — маленькая, тоненькая Любовь Федоровна после развода вышла гражданским браком за ялтинца Михаила Россинского. Так Крым стал как бы второй родиной для Елены Александровой. Любовь Федоровна воспитывала и дочь второго мужа. В Ялте его брату принадлежала гостиница «Европа». И безусловно, Владимир Россинский был близким родственником ялтинских. Не случайно, сообщая Марии Павловне Ярошенко о предстоящей разлуке с товарищем перед Батумом, Виктор писал: «Но я все-таки буду ждать его, и мы еще мечтаем возвратиться в свое отечество со щитами…». Не случайно две недели Мусатов жил в Алупке у Россинских. Конечно, они встретились с Владимиром в Алупке, общались вместе с Сашко. Владимир Россинский был не только попутчиком, помогавшим Мусатову не робеть, но и поверенным в его «сердечном вопросе».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии