Слой чего-то густого и прозрачного образуется на поверхности жира в холодильнике.
Жир, говорю я, расслаивается.
– Не волнуйся. Прозрачный слой – это глицерин. Можешь перемешать их снова, когда будешь готовить мыло. Или снять глицерин.
Тайлер облизывает губы и кладет мои руки ладонями вниз себе на бедро, на упругую фланелевую полу халата…
– Можешь смешать глицерин с азотной кислотой и приготовить нитроглицерин, – произносит он.
Я дышу ртом и говорю: нитроглицерин.
Тайлер снова облизывает губы и целует тыльную сторону моей руки.
– Можешь смешать нитроглицерин с нитратом натрия и опилками и приготовить динамит.
Поцелуй влажно блестит на моей белой руке.
Динамит, говорю я и усаживаюсь на корточки.
Тайлер снимает крышку с банки щелока:
– Можешь взрывать мосты. Можешь добавить в нитроглицерин еще азотной кислоты и парафина и приготовить гремучий студень. Можешь легко взорвать здание.
Он наклоняет банку со щелоком в дюйме над блестящим, влажным поцелуем на моей руке.
– Это химический ожог, – объясняет Тайлер, – и такой боли от ожога ты еще не испытывал. Хуже сотни сигарет.
Поцелуй блестит на моей руке.
– У тебя останется шрам, – добавляет он. – Имея достаточно мыла, можно взорвать весь мир. Помни свое обещание.
И высыпает щелок.
9
Слюна Тайлера сделала два дела. Влажный поцелуй на тыльной стороне моей руки удержал жгучие хлопья щелока. Это первое. Второе дело заключалось в том, что щелок жжется только в воде. Или слюне.
– Это химический ожог, – повторил Тайлер, – и такой боли от ожога ты еще не испытывал.
Щелоком можно прочищать канализацию.
Закрой глаза.
Паста из щелока с водой может прожечь алюминиевый противень.
Раствор щелока в воде растворит деревянную ложку.
При добавлении воды щелок разогревается до двухсот градусов – и, разогреваясь, прожигает мне руку, а Тайлер покрывает ладонью мои пальцы. Наши руки лежат на моих окровавленных брюках, и Тайлер говорит: будь внимателен, это величайший момент в твоей жизни.
– Потому что все, что было прежде, – это история, – заявляет он, – и все, что произойдет дальше, – тоже история.
Это величайший момент в нашей жизни.
Щелок, принявший точную форму поцелуя Тайлера, – словно костер, или раскаленное железное клеймо, или расплавленный ядерный реактор на моей руке в конце длинной, длинной дороги, в милях от меня. Тайлер просит вернуться и быть с ним. Моя рука растворяется на горизонте в конце дороги. Представьте, что огонь горит, но уже за горизонтом. Закат.
– Вернись к боли, – говорит он.
Это вроде направленной медитации в группах поддержки.
Даже не думай о слове «боль».
Направленная медитация годится для рака; значит, для этого тоже сгодится.
– Посмотри на свою руку.
Не смотри на свою руку.
Не думай о слове «жгучий», или «плоть», или «ткань», или «обугленный».
Не слушай собственных криков.
Направленная медитация.
Ты в Ирландии. Закрой глаза.
Ты в Ирландии, летом после окончания колледжа, пьешь в пабе рядом с за`мком, куда автобусы каждый день привозят английских и американских туристов, желающих поцеловать Камень Красноречия.
– Не отгораживайся, – говорит Тайлер. – Мыло и человеческие жертвы идут рука об руку.
Ты выходишь из паба в людской толпе, шагаешь по тихим улочкам, заставленным мокрыми машинами: только что закончился дождь. Царит ночь, пока ты не добираешься до замка Бларни.
Полы в замке прогнили, и ты карабкаешься по каменным ступеням, а чернота с каждым шагом становится глубже. Все молчат, сосредоточившись на подъеме, поглощенные традицией этого маленького акта неповиновения.
– Послушай меня, – говорит Тайлер. – Открой глаза. В древности человеческие жертвоприношения совершали на холме над рекой. Тысячи людей приносили в жертву, а тела сжигали на погребальном костре.
– Ты можешь заплакать, – говорит Тайлер. – Можешь пойти к раковине и ополоснуть руку водой, но сначала тебе придется понять, что ты глуп и умрешь. Посмотри на меня.
– Однажды, – говорит Тайлер, – ты умрешь, и пока этого не осознаешь, ты для меня бесполезен.
Ты в Ирландии.
– Можешь плакать, но каждая слеза, упавшая на хлопья щелока, оставит сигаретный ожог.
Направленная медитация. Ты в Ирландии, летом после окончания колледжа, и, может, именно там тебе впервые захотелось анархии. За годы до встречи с Тайлером Дерданом, до того, как ты впервые нассал в заварной крем, ты узнал о маленьких актах неповиновения.
В Ирландии.
Стоишь на платформе наверху лестницы в замке.
– Мы можем использовать уксус, чтобы нейтрализовать ожог, – предлагает Тайлер, – но сначала ты должен сдаться.
После убийства и сжигания сотен людей, говорит он, густое белое вещество сползало с алтаря в реку.
Сначала ты должен достичь дна.
Ты на платформе в замке в Ирландии, за краями платформы – бездонный мрак, а впереди, в темноте, на расстоянии вытянутой руки, – каменная стена.
– Дожди, – говорит Тайлер, – годами поливали пепелище, на котором годами сжигали людей. Вода просачивалась сквозь древесный пепел, превращая его в раствор щелока, а щелок смешивался с топленым жиром жертвоприношений, и густое белое мыло выползало из-под основания алтаря и стекало по холму в реку.