— Прости, Гриша, но что-то ослабел ты разумом. Утром, в самый разгар людского движения, вздумал через город ехать, где каждая собака, не считая милицию, эту машину навскидку знает? Тебе не наркомом, а золотарем бы работать. Иди лучше ты в кузов. Я попробую другим путем выбраться.
Увидел, что Шестаков насупился, подсластил пилюлю:
— Нет, я, правда, сейчас кое-что интереснее придумал. Да и с вором поговорить надо. Не обижайся, сиди у окошка, смотри, чтоб погони не было, но без крайней необходимости не стреляй.
Шестаков вдруг почувствовал, как и на флотской службе, что Власьев в критических моментах умеет быть спокойнее и как бы мудрее его.
В кабине полуторки, которую Власьев вел неторопливо, но умело, пошел другой разговор.
— Признаю, кореш, что ты с дружком — фасонные ребята. Таких побегов на рывок и я не упомню. Наверно, правду говорили про Пантелеева, что он и из Крестов умел уходить, и с Гороховой. А все ж не верится, чтобы пятнадцать лет об тебе в законе ни слуху ни духу. Не бывает так, понял…
И вдруг вновь перешел на сплошь блатную музыку и так зачастил, что Власьев успевал выхватывать лишь отдельные знакомые слова.
Ответил несколькими тщательно сконструированными фразами, тоже по фене, но исключительно царского времени и первых нэповских лет. Тут же перешел на нормальный русский язык.
— Зря стараешься, кент. Я настоящим блатным и тогда не был. Может, слышал, после революции в налетчики кто придется шел: гимназисты, бывшие попы, офицеры… «Музыку» учить незачем было и некогда. Более того, у нас, тогдашних уркаганов, природных, старорежимных воров совсем даже и не почитали, ну, разве медвежатников со стажем. А так — портяночники, одно слово.
При царе налетчиков вовсе ведь, почитай, не было.
Помолчал, будто раздумывая.
— Ладно, скажу — последние годы я совсем не в Совдепии прожил. Что я тебе, дурак, из-под третьего расстрела сбежав, здесь оставаться? В Финляндию ушел. Совсем недавно вернулся.
— Зачем? — жадно спросил вор.
— А так. Тоска по Родине заела, — откровенно заухмылялся Власьев. Давая понять, что об истинных причинах своего отъезда из Финляндии и о целях возвращения на Родину он говорить не намерен. — Да вот, видишь, нюх чуток потерял. Попался по дурочке. Но тут же взял и ушел. Подтвердил квалификацию?
Колян, похоже, впал в сомнение.
Не подстава ли, мол, и не фигарь ли (сиречь — стукач) этот, назвавший себя громким именем легендарного налетчика?
— А человечек твой, с пушкой, откуда в «воронке» взялся?
— Да легавые и посадили. Специально для тебя. А сказать по-хорошему — одолел ты своими вопросами. Ноги-руки я тебе ломать не стану, хоть и в полном праве за твою трепотню язык вырвать. Знаешь, как оно бывает? Хочешь — прямо сейчас прыгай и сваливай, приторможу из доброты душевной, хочешь — по делу говори…
И Власьев демонстративно переключил рычаг на нейтраль, машина начала останавливаться.
— Даже могу на прощание к одному «нагану» второй подкинуть. На…
Власьев выдернул револьвер из-за отворота полушубка, но протянул его вору не рукояткой, а стволом вперед, и для слабонервного человека это могло бы выглядеть двусмысленно.
— Ладно, Пантелей, — сказал вор, отстраняя от себя ствол. — Верю. Прости за пустой базар. Но уж больно все хапово вышло.
Глава 27
Полученное письмо меняло очень и очень многое. Сильвия пока еще не представляла до конца, к каким последствиям не только для нее лично, для всей Галактической кампании может привести его появление. Нет, конечно, не появление двух бумажных листков как таковых, а события, приведшие к тому, что они появились на свет.
Поразмыслив как следует, взвесив изощренным, привычным к интригам умом все «за» и «против», она решила просить личной беседы с Верховным координатором проекта «Земля», которую знала под именем Дайяна. До этого они беседовали с глазу на глаз всего два раза — перед выпуском из спецшколы и накануне мировой войны.
Сильвии было неизвестно, является ли эта, на вид сорокалетняя дама, подлинной аггрианкой и лишь принимает человеческий облик по мере необходимости, или они с ней равны по происхождению и отличаются лишь ступенькой иерархической лестницы.
— Что у вас еще? — не слишком любезно осведомилась Дайяна, когда Сильвия вновь вышла на связь. Как будто они расстались полчаса, а не двадцать пять лет назад. «Ну да, она имеет в виду мой последний запрос, очевидно, расцененный как неуместный», — подумала Сильвия, но отступать было некуда.
Стараясь говорить как можно взвешенней и убедительней, она доложила, что факт, по поводу которого она обращалась с запросом, получил неожиданное продолжение. Весьма кратко передала содержание письма и добавила, что имеет основания предполагать возникновение угрозы самой структуре мироздания в доверенном ее попечению секторе. Поскольку действиями — она хотела сказать — моей предшественницы, но вовремя поняла, что прозвучит это глупо, и ограничилась обтекаемым: неких непонятных сил нарушен закон причинности. А это уже вне рамок ее компетенции. И она просит распоряжений и инструкций.