Первый, человек лет сорока на вид, оказался инженером гальванического цеха, арестованным за вредительство. Грозило ему по максимуму десять лет, в Кольчугине он имел собственный дом и жену с двумя детьми, за которых очень переживал, поэтому честно заявил, что предпочитает остаться здесь, глядишь, и зачтется ему правильное поведение, и обвинение снимут…
— Не смею спорить, — вежливо наклонил голову Шестаков. — Может, и так получится. Но, как сказано в книге пророка Исайи, если не ошибаюсь, лучше быть живой собакой, нежели мертвым львом. Сейчас я вам еще могу предложить некоторые шансы, а через пару часов, вновь оказавшись в камере, их у вас не будет. И, биясь головой о шконку — койку, вы, наверное, пожалеете об утраченном миге свободы.
Потом поймал неприятно-тусклый взгляд собеседника и испытал острое раздражение.
— Впрочем, к чему рабам ее плоды? Может, и так выйти, что мы через час падем в перестрелке, а вы еще пару недель или пару десятков лет проживете…
— Хватит болтать, Гриша, — одернул его Власьев. — Не хрен проповедовать. Время поджимает.
Шестаков сам ощутил бессмысленность своих филиппик и без дальнейших слов кивнул, отходя в сторону.
С остальными тоже разобрались быстро. Один из товарищей по несчастью был арестован как ранее уже отсидевший «саботажник», зарезавший во время коллективизации собственного бычка и двух свиней, отбыл пять лет и все понимал правильно. Надеялся получить не более чем ссылку, с беглецами ему было никак не по пути.
Третий, парнишка лет семнадцати, арестован был вообще за букву У. Приписал ее для смеха в стенгазете к популярному лозунгу: «Жить стало лучше, жить стало веселее! Сталин». Получилось — «Сталину». Сейчас хлюпал носом и тоже надеялся, что в городе разберутся, пожурят и отпустят.
— Эхе-хе, — вздохнул Шестаков и сказал неожиданно: — Смотри сам, парень. Году в пятьдесят третьем вспомнишь этот момент, если доживешь.
Почему он это сказал, почему вдруг назвал именно пятьдесят третий, а не какой-нибудь более близкий год, он ответить даже сам себе не смог бы.
А двое молодых, после всего происшедшего отчаянно настроенных воров примкнули к обществу.
— Ладно, решили. И «патриотов» подцепим к охране, пусть крепят нерушимую дружбу блока коммунистов и беспартийных, — с усмешкой сплюнул под ноги Власьев, — а мы — поехали.
Шестаков удивился, насколько старший лейтенант удачно вписывается в неожиданно придуманный образ. Откуда он вообще набрался уголовных манер?
Но не стал вникать в ненужные сейчас тонкости. Будет еще время обменяться мнениями.
Крутнул ручкой не успевший остыть мотор, развернул в три приема полуторку на узкой лесной дороге.
— Ну, по машинам.
— Как это — по машинам? — вскинулся вдруг один из молодых воров. — Вы, дяденька, отоварились, а мне? Вертухаи тут в тулупах и в валенках париться будут, а я замерзай?
И тоже потащил белый, хотя и грязноватый романовский полушубок с начальника караула.
— Эй, подожди, — слабо возразил тот, — ну будь человеком. Мороз-то… Когда нас еще найдут?
— А мне по… Вы обо мне думали, когда трое суток в холодной камере без одеяла и матраса держали? А в эту жестянку запихали в опорках на босу ногу? Снимай, падла, и валенки снимай. Скажи спасибо — портянки не забираю. На вон, подарок, — и сбросил перед начкаром свои действительно хилые опорки и ватную стеганку.
— Замерзнешь — с кобелей своих можешь поснимать, — он указал на рядовых конвоиров.
— Не, куда там, мне тоже холодно, — и второй сявка потянулся за своей долей добычи.
— Хрен с вами, прибарахляйтесь, только этого мужика не трожьте, я ему обещал…
Шестаков отвернулся. Сцена мародерства тоже выглядела неприятно, но впрямую его не касалась.
Это были разборки внутри своеобразного мира, где роли якобы жестко распределены, но вот же, могут иногда и переходить от одних актеров к другим.
И еще он откуда-то знал, что теперь эти конвоиры, когда их найдут, отправятся на их место. «Тут правило простое: головы зэка недосчитаешься, своей головой пополнишь».
Неизвестно, как пришла на ум эта фраза, но он ее точно раньше уже слышал. Или читал.
Он ждал, что с ним в кабину сядет Власьев, однако ошибся.
— Давай ты сюда, — показал тот Косому на дверцу. — А я с парнями в кузов. Если что — постреляем…
У них действительно на всю компанию было теперь две винтовки с полсотней патронов на каждую, четыре отобранных у вохровцев «нагана», плюс власьевский, который вез в полевой сумке начкар вместе с сопроводиловкой в качестве вещественного доказательства, и еще «наган» и «вальтер» Шестакова.
Стоя у машины, нарком сказал Власьеву:
— Смотри, Александрыч. В запасе у нас час-два, вряд ли больше. До первой машины или саней, которые здесь проедут.
— Непременно. Только когда еще машина здесь появится и сколько им до города добираться? А ты куда ехать собрался?
— Как куда? Выбора нет. Обратно до Кольчугина, а там на Александров…