Бои местного значения

— Не обольщайся, не ради торжества форзейльского дела. Просто так. Поразвлечься охота. Посмотреть, как все повернется. Агграм нос натянуть. Мысль-то классная — все считают, что перед ними какой-то Шестаков, а в натуре — я! Интереснейшая ведь коллизия, согласись.

Похоже, Антона Сашкина затея поставила в тупик. Теперь уже ему предстояло терзаться мыслью, кому на самом деле принадлежит сей замысел. Самому ли Шульгину, перевербовавшим его агграм или — Держателям Мира?

— Ну, что же, Саша. Пожалуй, это в самом деле интересно. Только я не готов тебе ответить так сразу. Подумать надо, просчитать.

И вот сейчас Шульгин испытал настоящее удовлетворение. Затея явно удалась. Один лишь ход конем — и под боем сразу ферзь и две ладьи. Причем — без малейшего риска. Или, что тоже неплохо, — карамболь от трех бортов в середину.

— Подумай, братец, подумай. И просчитай, — сказал он с непроницаемым покерным лицом. — Надеюсь, успеешь до возвращения товарища Лихарева. Засим — честь имею кланяться.

И, когда Антон исчез, Шульгин снова прошел на кухню, заварил чашку крепчайшего кофе. Опершись на подоконник, погрузился в созерцание закрывшего даже ближнюю перспективу снегопада. Любил он отчего-то, с детства любил, чтобы погода была как можно хуже. Гроза, ливень, метель, туман, вихри и шквалы. Голубое небо и ясное солнце вгоняли его в тоску и меланхолию.

А сейчас хорошо.

Идут белые снеги,

Как по нитке скользя.

Жить и жить бы на свете,

Да, наверно, нельзя.

……………

Идут белые снеги.

И я тоже уйду.

Не печалюсь о смерти

И бессмертья не жду.

Идут снеги большие,

Аж до боли светлы,

И мои и чужие

Заметая следы.

«Черт его знает. Жить все-таки хочется. Пусть и в чужом теле. А если совсем невмоготу станет, этим же путем всерьез воспользуюсь. До этого ни Антон, ни Лихарев не додумаются. Вторая логическая. Отчего-то она пришельцам не по зубам. Когда Антон поверит, что я остался, а Валентин с Сильвией, что давно ушел, возьму и таки дерну на Валгаллу. Хорошо бы попасть туда как раз перед последним боем. Ребят отыщу. Себя, опять же. А нет — Робинзоном заделаюсь. Все равно хорошо. Но главное, господа, война продолжается, и очень я вам не завидую, если вы меня по-прежнему держите за аборигена Кокосовых островов».