Читаем Бои местного значения полностью

К моменту моего прихода на НП батальона на нейтральном поле чадил черными клубами дыма фашистский танк. В нем рвались снаряды, потрескивали, как дрова в печке, патроны. Другие два танка быстро удалились в рощу. Их не было видно и слышно. Тесля, вызванный мною из роты, на дне окопа готовил мне бутерброды, а офицер-артиллерист выдавал команды на огневые батареи, которые обстреливали рощу. Перегорев душой, я и в обстановке не находил ничего тревожного. Эту уверенность поддерживал и артиллерист, который слишком уж методично корректировал огонь батареи и сожалел, что удалось подбить только один танк. Я покрутил ручку телефонного аппарата, услышал ответ связиста, но тут же передумал докладывать командиру полка по телефону.

— Кузьмич, собирайся, пойдешь с донесением к командиру полка.

— Я готов, — ответил Тесля. — Погодка не совсем та, но ничего…

Погода действительно была не совсем, как ее определил Тесля.

Начался дождь. Скоро мы все промокли, а шквал воды волнами проносился над нашими окопами и временами густой пеленой скрывал рощу и немецкие траншеи.

Пока я писал донесение командиру полка, Тесля прикрывал меня мокрой плащ-палаткой, но дождь все же хлестал, и капли воды попадали на бумагу. Строки, написанные химическим карандашом, кое-где расплывались. Проще было доложить по телефону. Тесля поглядывал на меня прищуренными глазами, от которых ничто не ускользало.

— Почту приносили? — спросил я Теслю, чтобы занять его чем-нибудь.

— Приносили. Одному мне было…

— Что пишут?

— Да так, ничего… Жинка с дочкой на работу ходят, младший в школу, а о старшем не слыхать. Пишет — пахали и сеяли на коровах, хлебозаготовки возят на себе, сами в упряжке. Спрашивают — когда мы его тут, проклятого, доконаем, долго заманивали…

Я оторвался от донесения и посмотрел на Теслю. Он сразу понял мое отношение к «заманиванию», виновато заморгал серыми глазами, растерянно ждал выговора.

— Заманивали или пропустили — теперь положения не меняет, — прорвалась вдруг у меня такая злость, что Тесля, растерянный, стоял передо мною с вытянутыми по швам руками. — Нам на роду написано уничтожить врага! Так всегда было и будет!

— Так то ж я так… — оправдывался Тесля, не узнавая меня. — В гражданскую совсим за горло бралы, и то… У нас на Кубани скилько було всяких атаманов, зеленых и бело-зеленых… И шо ни банда, то с полковником и есаулом, рубили головы нашему брату, а ничего у них не вышло…

— Возьми, — передал я Тесле написанное донесение. Он свернул его и положил в карман гимнастерки.

Зная Теслю, я предупредил его, чтобы он не задерживался в штабе и не пускался в ненужные разговоры с кем бы то ни было по пути.

— Есть, — коротко буркнул казак.

Несмотря на состоявшийся разговор, Тесля вернулся с некоторым опозданием, объяснив тем, что всю дорогу туда и обратно шел по грязи, под дождем, но настроение у него было приподнятое. Я увидел, что ему хотелось со мною поговорить, знал, что он мне все расскажет. Протирая свой автомат, он про себя проронил:

— Первый раз по душам побалакав с командиром полка.

Такое вступление до того насторожило меня, что я потерял всякую охоту его о чем-то расспрашивать. Полковник позвонил мне, пока Тесля возвращался, и я знал мнение командира полка о донесении и нашем положении на участке, а также получил указание о дальнейших действиях.

Тесля рассказывал со всеми подробностями, как он приоткрыл дверь блиндажа, просунул голову и увидел командира полка с телефонной трубкой в руке. Полковник будто бы даже поманил его рукой. Ну, Тесля, конечно, сразу зашел в блиндаж, спокойно притопывая чеботами у порога, а потом уж вытянулся по уставу.

— Слушаю, — положив трубку, сказал Лапшин.

— Вам от капитана Гаевого, — достал Тесля из кармана донесение и, передавая его в руки полковника, присовокупил, кстати, что промок, как на Сиваше в двадцатом году.

— Давно служишь? — заинтересовался полковник.

— Под Смоленском начав в сорок первом…

— Давно. А докладывать тебя Гаевой не научил.

— Так то ж отступали, а сичас наступаем, и все не до строевой, товарищ полковник! К тому ж у капитана настроение… Ни разу его таким не бачив.

— Настроение, говоришь?

— Как грозова туча, товарищ полковник, — принимая стойку «смирно», решил исправиться Тесля.

— Отчего бы это? А?.. — хитрил Лапшин.

— Без передачи?

— Конечно, — заверил полковник.

— Одын бидный-прыбидный цыган жив у нас в станице, — начал Тесля. — Задумав разбогатить. Що цыгану надо? «Купым кобылу, — рассуждал цыган, — а потом у нее будет сосунок…» — «А я сяду на него верхом и пойду», — не стерпел цыганенок. Старый цыган выпорол малого сына, шоб тот загодя не сломал хребет сосунку. Вот… все.

— Да… — неопределенно протянул Лапшин. — А слыхал ты другую присказку?

Тесля пожал плечами, на всякий случай уклончиво улыбнулся в усы. Полковник закурил, заходил привычно по блиндажу.

— Чем выше колокольня, тем дальше с нее видно. А?

По словам Тесли, ему хотелось и тут высказать свое особое мнение, но, вспомнив мое напутствие, он не стал спорить с начальством.

Перейти на страницу:

Все книги серии Память

Лед и пепел
Лед и пепел

Имя Валентина Ивановича Аккуратова — заслуженного штурмана СССР, главного штурмана Полярной авиации — хорошо известно в нашей стране. Он автор научных и художественно-документальных книг об Арктике: «История ложных меридианов», «Покоренная Арктика», «Право на риск». Интерес читателей к его книгам не случаен — автор был одним из тех, кто обживал первые арктические станции, совершал перелеты к Северному полюсу, открывал «полюс недоступности» — самый удаленный от суши район Северного Ледовитого океана. В своих воспоминаниях В. И. Аккуратов рассказывает о последнем предвоенном рекорде наших полярных асов — открытии «полюса недоступности» экипажем СССР — Н-169 под командованием И. И. Черевичного, о первом коммерческом полете экипажа через Арктику в США, об участии в боевых операциях летчиков Полярной авиации в годы Великой Отечественной войны.

Валентин Иванович Аккуратов

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне