«Если хочешь, чтобы наш разговор принес какую-то пользу, тогда оставь всякую надежду понять меня».
– Опять напускает тумана, – сказал Иннс. – По большому счету, она не говорит ничего конкретного.
Форд почувствовал нежное прикосновение чьей-то руки к своему плечу.
– Уступишь мне на одну минутку место? – спросила Кейт.
Он встал со стула. Мерсер села.
«А что представляют собой наши иллюзии?» – напечатала она.
«Вы развились до такой степени, что полагаете, будто мир состоит из отдельных предметов. Но это не так. С самого первого мгновения все на свете – одно целое. То, что вы называете пространством и временем, – всего лишь стихийно возникающие свойства более глубинной реальности. В ней вообще нет ничего отдельного. Нет ни времени. Ни пространства. Все, что есть, – едино».
«Поясни», – напечатала Кейт.
«Ваша собственная квантовая механика, хоть она и ошибочна, свидетельствует о том, что вселенная – единое целое».
«Хорошо, пусть так, – написала Кейт. – Но какое это имеет значение для нашей нынешней жизни?»
«Огромное. Каждый из вас воображает себя индивидуальностью с отдельным уникальным мозгом. Вам кажется, что вы рождаетесь и умираете. Всю свою жизнь вы чувствуете себя одинокими. Порой предельно одинокими. Вы боитесь смерти, потому что не желаете терять свою индивидуальность. Все это – иллюзия. Ты, он, она, все, что вас окружает, одушевленное и неодушевленное, звезды, галактики, пустое пространство между ними – все это не отдельные объекты. Они изначально – одно. Рождение и смерть, боль и страдание, любовь и ненависть, добро и зло – все иллюзорно. Это атавизмы эволюционного процесса. На самом деле их нет».
«Значит, это нечто вроде буддизма, где считается, что все – иллюзия?»
«Нет. Реальность, абсолютная истина – существует. Однако если человек хоть раз на нее взглянет, его мозг разрушится».
За спинами Мерсер и Форда внезапно возник Эдельштайн.
– Алан, почему ты ушел со своего места?.. – начал было Хазелиус.
– Если ты Бог, – произнес Эдельштайн с полуулыбкой на губах, держа руки сцепленными за спиной и глядя на визуализатор, – тогда давай пообщаемся без клавиатуры. Ты должен и так слышать меня.
«Слышу вполне отчетливо», – возник на визуализаторе ответ.
– По-видимому, где-то тут встроен микрофон, – сказал Хазелиус. – Мелисса, займись-ка поисками. Найди его.
– Конечно.
Эдельштайн невозмутимо продолжал:
– Ты утверждаешь, что все едино? А как же цифры? Один, два, три?.. Ну, что? Я победил?
Один, два, три… Это очередная иллюзия. Ничто не поддается счету.
– Ты говоришь безосновательно, – с нотками раздражения произнес Эдельштайн. – А я свою правоту могу доказать: взять и что-либо посчитать. – Он поднял руку. – Вот, пожалуйста: пальцев ровно пять.