Богдан Хмельницкий

было возобновлять его. Самая свобода греческой религии должна была существовать

более на бумаге, чем на деле. Владислав предоставлял равную свободу как унитам, так

и православным: казалось, чтб могло быть справедливее? Но оказывалось, что за

унитов было без малого все дворянство Речи-Посполитой, а за православие, кроме

безгласной, порабощенной громады простого народа, небольшая часть дворянства, еще

не успевшего утратить веры отцов своих, да козаки, то-есть те из народа, которые

стремились вырваться из порабо-

J) Р. И. П. Б., IY, № 22.

72

щения, освященного законом и, следовательно, стать на борьбу с законом, властью,

государством. Пока уния, источник раздоров, раздвоивший народ русский, не была

уничтожена, все льготы и привилегии православию не могли иметь большой силы. Так

как сейм постановил одни церкви отдать православным, другие унитам, то нужна была

еще коммиссия для разбора: какие церкви должны быть православными и какие

унитскими. Вместе с церквами, шла речь и о церковных имуществах. Это повело к

спорам, в которых та сторона, за какую была сила шляхетского большинства, всегда

брала верх. ИИо челобитью русских,—говорит украинский летописец,—никакого

облегчения не получили х). В феврале 1633 года, во время коронации, примас, возлагая

корону на Владислава, напомнил ему, что, получая корону и помазание от римско-

католической церкви, король должен охранять и распространять римскокатолическую

веру и не считать всенародным правом тех уступов, которые он, для всеобщего

спокойствия, обещал еретикам 3). Это показывало, что непринадлежащим к римско-

католическому исповеданию надобно было ожидать всевозможнейшего

противодействия со стороны духовенства, не считавшего гражданских постановлений

обязательными для церкви. В последний день коронацийного сейма прочитан был

диплом, который король давал в пользу православных: для успокоения католиков было

сказано, что эта свобода им дается до будущего сейма, и притом тогда только, если

королевский посол упросит на то соизволение папы. Несмотря на такия условия,

католики встретили и это с негодованием. Надобно было канцлеру приложить к

диплому печать: коронный канцлер, сам будучи духовным лицом, отказал; король

обратился к литовскому канцлеру Альбрехту Радзивиллу. Этот пан прежде счел

нулевым посоветоваться с своим духовным отцом, потом, будучи приглашен королем,

сказал, что не может этого сделать, потому что духовный отец не разрешает ему. «Ваш

духовный отец, — сказал ему Владислав, — способен только поправлять часы (этим

точно отличался духовник Радзивилла), а не его дело мешаться в то, что может

волновать Речь-Посполитую».—«Я,—сказал Радзивилл, после сильных домогательств

короля,— во всем прочем повинуюсь вашему величеству, а там, где идет дело о святой

римско-католической вере, не могу поступить против совести никоим образомъ».—Я

вам ничего не дамъ»,—сказал выведенный из терпения король.—«Как угодно вашему

величеству»,—сказал Радзивилл, и сел на свое кресло.—«Когда,—сказал король,—

сделается вакантною печать коронная или литовская, отдам ее еретику». Это очень

поразило ревностных католиков.

Но примас, хотя духовное лицо, а за ним епископы, угождая новому королю, брали

на свои души грех выдачи диплома и упросили литовского подканцлера приложить

печать к диплому; за ними согласился и великий литовский канцлер Радзивилл, но для

охранения своей католической репутации занес в краковские гродские книги

манифестацию, что он поступил так только в качестве министра, а не по собственному

убеждению, и притом присоединил оговорку, что диплом этот быть может

действителен единственно с папским согласием.

’) Лет. Самовидца, 4.

2)

Pam. do panow. Zygin. III. Т. 1, 208.

73

На следующем сейме (1634) дозволено «схизматикамъ» отправлять свободно

богослужение 1). Католики-фанатики были очень недовольны. Но более всего лишало

силы по отношению к православию все сеймовые и королевские распоряжения то, что

дворянство русское продолжало покидать веру отцов и русскую народность. Защита

православия, оказанная на сейме дворянством, не представляла ничего прочного, когда

дети тех, которые тогда стояли за православие и даже те самые лица, которые

числились православными, перешли в католичество. Так, между прочим, православная

церковь понесла большую потерю, когда отступил от неё князь Иеремия Вишневецкий,

владетель неизмеримых пространств и неисчислимых поселений в южнорусском крае.

Неудивительно, что эту потерю глубоко почувствовали ревнители православного

благочестия. К нам дошло письмо, писанное по этому поводу киевским митрополитом

Исаиею, полное огорчения: «Милостивый князь! — взывал он к отступнику: — сердца

всех нас духовных и всего христианства исполнились скорбию, когда мы увидели, что

ваша княжеская милость, вожделенная утеха наша, отрекаетесь от древней греческой

религии,—религии ваших предков и родителей. Плачет и сетует церковь Божия, мать

наша, ибо ваша княжеская милость изволите презирать ее. Мы с великим упованием

ожидали желанного утешения, а обрели, сверх чаяния, печаль... Всем нам ведомо,