Богатыри не мы. Устареллы

– Именно, – согласился пятнистый. – Кто спящих собак будит, кто – барлогов, кто – национальное и религиозное самосознание, результат один. А Добру-то, между прочим, несладко приходится…

– А таки кому сейчас легко? – буркнул Моргенштерн.

– Билорд Боргенштерд, – всхлипнула Перпетуя, – почебу бы не побогаете?

Моргенштерн звякнул цепью, причем в звяке отчетливо слышалось что-то экспрессивно-неприличное.

– Нарсил не может посягнуть на Добро, хотя очень хочет, – объяснил старец. – Потому что Эскалибур. И я хочу, но не могу. Могут, но не вполне хотят орки с троллем, а гномы и диндилдоны могут, хотят, но боятся.

– И ничего-ничего нельзя сделать?

– Нельзя.

– А побгобовать? – вмешался Моргенштерн.

– Говорю же, нельз… Эврика!!! Но, сударыня, все зависит от вас. Вам ведь было его жаль?

– Пурийская придцесса, – всхлипнула Перпетуя, – де должда…

– Сейчас не до этикета! Было или нет?! Ты желала ему удачи? Не хотела его смерти? Так поцелуй его!

Принцесса посмотрела на платье. Оно было без шлейфа и пажей, но для лазанья по скалам все равно не годилось.

– Не думай об этом. – Старец шевельнул вдруг засветившимися пальцами. – Твое дело – поцелуй!

– Бесаме, – провыл козлодой, – мучо!!!

– Комосипуэсэстаночеляультимавес, – откликнулись светоносные грибы на стенах, воссияв даже ярче Добра. Перпетуя ощутила легкость необычайную, запел совершенно невозможный здесь соловей, взошла луна и заполнила собой сад, под ней расцвели голубые цветы, обернулись грибами и погасли. Под ногами принцессы что-то неприятно захрустело и оказалось смешанными с оружием костями.

– Целуй, – гремел маг. – Промедление смерти подобно!

Перпетуя затравленно завертела головой. Позади была стена с вделанным в нее кольцом от трольей цепи, впереди дрожала бурая туша, из-за которой раздавались стук, рык, рев и нервный голос флейты. Дон Проходимес держался, но, чтоб добраться до него, нужно было выскочить из-за тролля.

– Тролля, – раздалось сверху, – тролля целуй!

– Тррролля! – проорал козлодой. – Тррролля! Скоррее!

Бурая спина дернулась и затряслась сильнее.

– Куда? – пискнула принцесса. – Куда его целовать?!

– Куда придется! – велели с обрыва. – Быстро!

– Аллюрр трри крреста…

Козлодой орал, Добро выло и свистело, тролль трясся, маг указывал. Перпетуя облизнула губы, как могла, высоко подпрыгнула, чмокнула тролля под лопатку и совершенно неэлегантно потеряла сознание. В себя она пришла уже почему-то наверху, рядом с пятнистым. Даже не пытаясь подняться на ноги, дева подползла к краю бездны и заглянула в нее. Битва продолжалась. Дон Проходимес вертелся вокруг беснующегося Добра, пытаясь достать чудовище секирой и одновременно уворачиваясь от потоков пламени и струй чего-то нехорошего. И он больше не был один! На шее монстра, крепко держась за сияющие рога, сидел кто-то стройный масти паломино и с косичками причудливого плетения.

– Я отвлеку его! – прокричал непонятный наездник. – Сейчас!

– Грражданин, пррройдемте, – орал и козлодой, выписывая восьмерки перед оскаленной мордой Добра, но его голос тонул в реве, рычании, хрипении, свисте и негодующем вопле некстати очнувшегося Яготелло:

– Это совершенно неприлично!!!

Паломино снова выкрикнул, на этот раз что-то невнятное, и тут же наружу, раздвигая камни, кости и железки, стремительно полезли ощетинившиеся шипами розовые кусты и варварского вида кактусы. Добро яростно взревело, но рассвирепевшие растения вцепились в белоснежную шерсть монстра, ограничив того в маневре. На розовых кустах к тому же с дикой скоростью набухали и распускались белоснежные бутоны, и это было неспроста: Добро немедленно принялось оглушительно чихать.

– Аллергия, – благоговейно прошептал старец. Будто в ответ Добро вновь оглушительно чихнуло и затрясло башкой, прекратив свои атаки, чем дон Проходимес не преминул воспользоваться. Взмах секиры – и рогатая голова, клацая зубами, покатилась по уступу, после чего развеялась всебесцветным дымом. Увы, на ее месте уже красовалась другая, аналогичная, – чудище недаром прозывали стозевным.

Дон Проходимес и соскочивший на землю паломино попробовали подсечь сдерживаемой колючками твари ноги. Твари это не нравилось, но не более того.

Как впоследствии выяснилось, рубка не тех частей тела была постоянной ошибкой борцов с данной разновидностью Добра. Кто-то полагал, что жизненно важным органом оного является сердце, кто грешил на голову, кто – на душу. Были и такие, кто искал у Добра несуществующие крылья или полагал, что оно думает ногами, а то и местом, исконно почитающимся неприличным. Все они ошибались.

– Голова, ноги, – бормотал Моргенштерн. – Тьфу!

И неожиданно громким командирским басом взревел:

– Хвост!!! Хвост главное!!!! Пгищемите ему хвост!

Над сражающимися пронесся Козлодой Йорик, отчаянно вопя:

– Хвост!!! Рррруби хвост, рррребята!! И в сорррртир!!!

Теперь уже две секиры послушно взметнулись, и нечто, похожее на змею, забилось в конвульсиях, заливая кактусы и розы неожиданно буро-зеленой кровью. Обесхвощенное Добро, стремительно сокращаясь в размерах, бросилось в Бездну, где и исчезло. Краски потускнели, флейта умолкла.