Богач, бедняк

– Садись, садись, – взволнованно сказала мать, подводя его к единственному ветхому креслу. – Какой замечательный день. – Голос у нее был тонкий и пронзительный от многолетней привычки жаловаться. Распухшие, бесформенные ноги обуты в широкие мягкие тапочки, какие носят инвалиды. Передвигалась она так, словно много лет назад попала в автомобильную катастрофу. – Ты выглядишь великолепно, просто великолепно! – Он вспомнил ее любовь говорить цитатами из «Унесенных ветром». – Я боялась, что у моего мальчика все лицо изуродовано, а ты, оказывается, красивый. В тебе больше моей породы. На ирландца похож, сразу видно. Не то что те двое. – Томас неподвижно сидел в кресле, а мать медленно, неуклюже передвигалась по комнате. Широкое цветастое платье колыхалось вокруг ее тощего тела. – Какой симпатичный костюм, – продолжала она, дотрагиваясь до его рукава. – Как у настоящего джентльмена. Я боялась, ты по-прежнему ходишь в свитерах. – Мать весело рассмеялась: теперь его детство было в ее глазах окутано романтической дымкой. – О, я знала, судьба не может быть так уж жестока ко мне и даст перед смертью возможность хоть разок взглянуть на моего сыночка. Покажи-ка мне моего внука. У тебя наверняка есть с собой его карточка. Я уверена, что ты носишь ее в бумажнике, как любой счастливый отец.

Томас вынул фотографию сына.

– Как его зовут? – спросила мать.

– Уэсли.

– Уэсли Пейс. Красивое имя.

Томас не стал напоминать ей, что мальчика зовут Уэсли Джордах, как не сказал и того, что неделю сражался с Терезой против такого вычурного имени. Но Тереза плакала и стояла на своем, и он уступил.

Мэри со слезами на глазах долго смотрела на фотографию, затем поцеловала ее.

– Милый, прелестный малыш.

Томас не помнил, чтобы мать когда-либо целовала его в детстве.

– Ты должен свозить меня посмотреть на него, – сказала она.

– Обязательно.

– Поскорее.

– Когда вернусь из Англии.

– Из Англии? Мы только нашли друг друга, а ты уже собираешься уезжать на край света!

– Всего на пару недель.

– Ты, должно быть, хорошо зарабатываешь, если можешь позволить себе такое путешествие, – заметила мать.

– Я еду туда работать. – Томас умышленно избегал слова «бокс». – Дорогу мне оплачивают. – Ему не хотелось, чтобы у матери создалось впечатление, что он богат: во-первых, это не соответствовало действительности, а во-вторых, в семье достаточно одной женщины, которая прибирает к рукам все до последнего цента.

– Надеюсь, ты откладываешь деньги на черный день, – сказала мать. – При твоей профессии…

– Конечно, – сказал он. – Не беспокойся за меня. – И, обведя взглядом комнату, добавил: – А уж Руди-то копит наверняка.

– Ты это про квартиру? Да, она у нас не слишком шикарная, но я не жалуюсь. Руди платит одной женщине, которая ежедневно убирается в квартире и ходит в магазин в те дни, когда мне трудно подняться по лестнице. Он говорит, что уже подыскивает квартиру побольше и на первом этаже, чтобы мне было полегче. Он почти ничего мне не рассказывает про свою работу, но в прошлом месяце о нем была статья в газете, о том, что он один из самых предприимчивых и многообещающих молодых бизнесменов в городе, так что, думаю, дела у него идут неплохо. Но он правильно делает, что экономит. Деньги – причина всех несчастий в нашей семье. Из-за них я раньше времени превратилась в старуху. – Она вздохнула от жалости к себе. – Твой отец был помешан на деньгах. Без скандала я не могла получить от него и десяти долларов на самое необходимое. Когда будешь в Англии, поспрашивай, не видел ли его кто там. Этот человек может оказаться где угодно. Ведь он родом из Европы, так что, вполне естественно, мог вернуться туда и сейчас там скрывается.

Совсем спятила, подумал он. Несчастная старуха. Руди не подготовил его к этому.

– Обязательно поспрашиваю, – все же успокоил он мать.

– Ты хороший, – сказала она. – В глубине души я всегда знала, что ты хороший. Просто на тебя дурно влияли твои приятели… Будь у меня больше свободного времени, я могла бы быть достойной матерью и уберегла бы тебя от многих неприятностей. Ты должен быть строгим со своим сыном. Люби его, но воспитывай в строгости. Твоя жена хорошая мать?

– Ничего, – сказал он. Ему не хотелось говорить о Терезе. Он взглянул на часы. Этот разговор и темная квартира тяготили его. – Знаешь, уже почти час. Давай поедем и где-нибудь пообедаем. У меня внизу стоит машина.

– Пообедаем? В ресторане? Это просто замечательно! – радостно, словно маленькая девочка, воскликнула Мэри. – Мой взрослый сильный сын повезет свою старую мать обедать в ресторан!

– Мы поедем в лучший ресторан города, – заверил ее Томас.

Возвращаясь на машине Шульца обратно в Нью-Йорк, он вспоминал прошедший день и думал, захочется ли ему еще раз навестить мать. Его юношеское представление о ней как о ворчливой, вечно чем-то недовольной, суровой женщине, фанатически любящей одного сына в ущерб другому, сейчас изменилось. Теперь мать была безобидной, жалкой старухой, печально одинокой, радующейся малейшему знаку внимания и жаждущей сыновней любви.