Бог всегда путешествует инкогнито

То, что я услышал, меня поразило и вдохновило. У меня возникло ощущение, что до настоящего времени я был слеп и глух в вопросах, касавшихся общения с людьми. А теперь я сделал удивительное открытие: оказывается, по ту сторону слов существует масса вещей, о которых мы и не подозреваем, и наши тела тоже отправляют друг другу послания. Дюбре открыл мне новые пути общения…

Мне хотелось побольше об этом узнать, но он ответил, что на сегодня хватит, и проводил меня до дверей. Уже стемнело.

Я попрощался с Катрин, чья личность и роль во всей этой истории были мне пока непонятны. Она, видимо, относилась к категории людей, которым нравится окружать себя завесой тайны и придавать себе загадочность.

Я уже вышел за порог замка и шел по широкой дорожке к калитке, краем глаза наблюдая за Сталиным, когда Дюбре меня окликнул:

— Алан!

Я обернулся.

— Вернись, я забыл дать тебе задание!

Я застыл на месте. Ну вот, увильнуть не удалось…

Я вернулся в замок, прошел за ним через холл, и холодный мрамор гулким эхом повторял наши шаги. Мы вошли в какую-то незнакомую комнату, по убранству напоминавшую помещение старинного английского клуба. Все стены, до самого украшенного лепниной потолка, были уставлены старинными книжными шкафами. Две люстры на двенадцать лампочек распространяли из-под абажуров цвета коньяка теплый, интимный свет, и драгоценные тома на полках выделялись более рельефно. Возле шкафов кое-где виднелись лесенки красного дерева. Паркет в версальском стиле почти полностью покрывали персидские ковры. Повсюду стояли низкие глубокие кресла, обитые темной кожей, и среди них два больших кресла для бриджа. У стены возвышался огромный диван в стиле честерфилд.

Дюбре взял какую-то толстую книгу. Катрин осталась стоять в дверном проеме, внимательно за нами наблюдая.

— Назови мне любое число от нуля до тысячи.

— Число? Зачем?

— Назови, говорю!

— Триста двадцать восемь.

— Триста двадцать восемь… Ага, посмотрим…

Он начал листать книгу, явно ища страницу с тем номером, что я назвал.

— Это здесь. Прекрасно. Теперь назови любое от нуля до двадцати.

— А что это вы делаете?

— Число называй!

— Двенадцать.

Я присмотрелся к книге. Это был словарь, и Дюбре водил по странице пальцем в поисках слова.

— Десять, одиннадцать, двенадцать. «Марионетка». Не так плохо. Тебе бы меньше повезло, если бы ты попал, к примеру, на наречие.

— Может, все-таки объясните, что все это значит?

— Все очень просто. Говоришь, у тебя на работе двое начальников?

— Ну да, непосредственный начальник и его босс, который часто напрямую вмешивается в наши дела.

— Прекрасно. Ты зайдешь к обоим по очереди. Повод для визита и для поддержания разговора найдешь сам. Твоя задача будет состоять в том, чтобы в ходе разговора вынудить обоих дважды произнести слово «марионетка».

— И для чего весь этот бред?

— И вот тебе непременное условие: ты не должен сам произносить это слово или указывать на фото или любой другой предмет, который его представляет.

— А зачем все это нужно?

— Желаю удачи!

Я наконец вышел из замка, задержавшись на крыльце, чтобы посмотреть на звезды. Для Парижа звезды — редкость: небо в ярком городском освещении всегда выглядит мутноватым.

Я был недоволен тем, что мне не разъяснили суть задания. Раньше я ворчал, поскольку от меня требовались немалые усилия, но я, по крайней мере, знал зачем. А тут я ничего не понимал… И потом, меня раздражала манера Дюбре не отвечать на вопросы, просто-напросто их игнорируя! Можно подумать, что, заимев мои обязательства, он не желал давать себе труд меня убедить. И когда в конце концов кончится эта игра? Конечно, он искренне хочет научить меня кое-чему, помочь продвинуться… Но меня все больше преследовало ощущение, что меня силком тащат по жизни, пусть и с благими намерениями. Да и были ли они, эти благие намерения? Наверняка, занимаясь мной, он преследовал какие-то свои цели. Но какие?

Мне на ум снова пришел блокнот. Несомненно, он целиком посвящен мне и содержит ответы на все мои вопросы… Он буквально кричал мне, что мое положение необычно и ненормально. Я не мог больше закрывать глаза на то, что мной так подробно заинтересовался совершенно незнакомый человек, который постоянно дает советы, что говорить, диктует, как себя вести… И все это только из-за странного соглашения, буквально вырванного у меня при ужасных обстоятельствах. По спине у меня пробежал холодок.

Жаль, что я не смог заглянуть в блокнот за те несколько минут, что Дюбре ходил за стульями. Вот ведь незадача! Я упустил возможность, которая больше может не представиться. Надо обязательно поискать еще возможность получить блокнот в руки. А что, если явиться в замок ночью? В такую жару окна наверняка оставят открытыми…

Внезапно какой-то металлический лязг отвлек меня от этих мыслей. Ко мне с оглушительным лаем бросился Сталин, волоча за собой тяжелую металлическую цепь. Как раз в тот миг, как она натянулась, я отпрыгнул в сторону и понял, что никогда не смогу прийти сюда ночью. Ночью он обретет свободу и будет безраздельно царить в парке.