Тут я вдруг понял, что финансовый директор идет дальше, удаляясь от меня. Я бросился ему вдогонку. Нелегко идти по сцене, сознавая, что на тебя смотрят двадцать тысяч людей. Походка поневоле становится неестественной. Мы направлялись в правую часть сцены, где стоял длинный, накрытый синей скатертью стол. Это был цвет нашего логотипа, который проецировался на огромном экране с другой стороны зала. За столом, лицом к публике, сидели человек десять: Дюнкер в центре, директора рядом с ним и еще несколько незнакомых людей. За их спинами были рядами расставлены штук пятьдесят кресел, видимо, для приглашенных. Я узнал только несколько знакомых лиц: коллег, наверное, тщательно отбирали.
Метров за десять до стола финансовый директор обернулся и рукой сделал мне знак подождать, а сам подошел к сидящим за столом остальным директорам. Я остался один, брошенный посреди сцены, словно мебель, которую поставили, не сообразуясь ни с каким смыслом. В такой ситуации трудно не почувствовать себя дураком… Я сунул руку в карман, приняв небрежный вид, но на самом деле мне было очень неуютно и унизительно быть выставленным вот так, в парадном сером костюме, всем на потеху.
Финансовый директор стоял перед президентом, слегка наклонившись вперед. Их разговора я слышать не мог, но было ясно, что моя кандидатура внесла сумятицу в развитие событий.
Дюнкер несколько раз принимался размахивать руками, указывая пальцем себе за спину, туда, где стояли кресла. Ни он, ни остальные на меня ни разу не взглянули. А я стоял, как вбитый в сцену кол, и не осмеливался поднять глаза на публику.
Наконец финансовый директор подошел ко мне и поманил за собой.
— Сядьте, пожалуйста, вон там, — сказал он, указав на кресло, которое какой-то здоровяк нес на руках из задних рядов.
Я пошел в ту сторону, довольный, что могу наконец хоть как-то двигаться, а прежде всего — могу отвернуться от публики. К моему большому удивлению, этот тип поставил кресло в отдалении, метрах в пяти-шести от остальных. Черт-те что… Меня изолировали, как зачумленного. Я сел, чувствуя, как во мне поднимается гнев. И этот гнев сразу придал мне мужества. Теперь я жаждал реванша.
Через несколько секунд один из незнакомцев, сидевших за столом, встал и подошел ко мне. Представившись ревизором, он попросил предъявить документы, а затем дал мне подписать какую-то бумагу, которую я бегло пробежал глазами по диагонали. Это была декларация о том, что я выдвигаю свою кандидатуру. Он тут же вернулся на место, снова оставив меня в одиночестве. Со своего кресла я мог видеть только спины директоров: ровную линию темных костюмов. Седые волосы единственной среди них женщины были коротко острижены, словно она стремилась затушевать свое женское начало, чтобы лучше интегрироваться.
— Дамы и господа, приветствую вас.
Голос звучно раздался в мощных репродукторах, и по залу прокатилась волна покашливаний, словно люди решили, что больше уже откашляться им не позволят. А потом наступила тишина.
— Меня зовут Джеки Керьель, я финансовый директор «Дюнкер Консалтинг». Я уполномочен открыть нашу ежегодную генеральную ассамблею, сообщив вам некоторые данные, как того требует устав. Начну с подсчета присутствующих и с…
И он долго и монотонно перечислял ряды цифр: показатели рентабельности, квоты, результаты, суммы задолженностей, возможности самофинансирования, распределение денежных потоков… Новичок наверняка спросил бы себя, зачем все это нужно. Я слушал вполуха, а сам наблюдал за залом. Никогда бы не подумал, что внезапное падение акций соберет столько народу. Это было выше моего понимания… Наверное, на душе у них скверно и тревожно. Собрание обещало быть бурным. Я понимал, что мне надо радоваться, потому что только такая аудитория давала мне шанс собрать необходимое количество голосов, несмотря на присутствие крупного акционера. Но для меня дело было не в этом. Мне было страшно выступать в таком огромном зале, где меня отовсюду видно и слышно и где слушатели окружают меня со всех сторон. Просто кошмар какой-то. Это выше моих сил и возможностей. События меня пересиливали, я оказался явно не на своем месте. Мое место… А где оно, мое место? Может, я создан для того, чтобы занимать менее ответственный пост? Кто его знает… Наверное, так было бы спокойнее. Но почему? В любом случае дело не в уровне образования. Тут было множество исключений. Может, дело в моей личности? Но среди наших начальников, таких разных, я не видел ни одной выдающейся личности. Нет, тут, несомненно, было что-то еще. Может, мы неосознанно находимся под влиянием среды, в которой родились, и это она препятствует тому, чтобы мы поднимались на уровень, превосходящий уровень нашей семьи? Может, мы сами себе не позволяем туда забираться? Или, выйдя за пределы планов, которые строили наши родители, мы в глубине души чувствуем, что оказались в запретной зоне? Не исключено… Но верно и то, что продвижение по социальной лестнице дает нам уверенность в личном прогрессе…