Бог Солнца

Я рыдала. О, как же я рыдала! Выла, как сумасшедшая, визжала, как демон, металась, как дикий зверь. Вновь и вновь, пока совсем не обессилела. Однако отдых ничем не отличался от бодрствования. В этом жутком месте меня не находили даже сны.

Позже… Невозможно было определить, сколько прошло времени. Позже я обдумала условия договора. Вспомнила все прочитанное в нем. Луна была обязана предоставить мне инструменты и не могла причинить физического вреда, но работа… ей должен понравиться результат. Даже если мой талант вернется и усилится, как создать что-то в кромешной тьме? А если получится, то что мешает Луне назвать непригодным даже самое прекрасное творение? Ее ничего не связывало. Она будет держать меня здесь до тех пор, пока я по-настоящему не потеряю рассудок и не покончу с собой.

Неужели в моей жизни нет пути, который не ведет к страданиям?

Мой траур превратился в порочный круг печали, отрицания, гнева, оцепенения. Я проходила по этим стадиям вновь и вновь, и последняя усиливалась каждый раз, пока я не стала такой же бесчувственной и безжизненной, как те статуи в каньонах Лосоко.

Однако.

Забвение не могло забрать у меня воспоминания. Мысль о статуях напомнила о моих статуях – о тех, которые я создала в Элджероне, которые создала для заказчиков, для себя – все от последней и до самой первой. Я подумала о руках моих наставников, о влажности глины, об ощущении того, как по ней скользит стек. Я вспоминала, и пальцы подергивались, пытаясь повторить то, что происходило перед моим мысленным взором.

Я подумала о картинах. О той ночи, когда напала на холст в своей спальне, разрубив цепи Сайона единственным известным мне способом. Я вспоминала нежнейшие портреты, написанные тончайшими кистями – образы, которые могли поместиться в медальон или карманные часы, – затем великолепные фрески, покрывающие целые стены, целые потолки. Я вспомнила слои красок и их смешение, пастозные мазки и лессировки.

Однако воспоминаний было недостаточно, чтобы восстановить утерянное. Тем не менее они рассеяли тьму и позволили сознанию хоть за что-то уцепиться. Позволили мне найти себя.

Луна была обязана соблюдать договор, как бы ни искажала условия, поэтому наконец, позже, я ее позвала.

Когда она появилась, свечение под ее кожей, прежде казавшееся мне мягким, превратилось в сияющие лучи, которые вызвали резь в глазах и вынудили отвернуться. Я чересчур долго пробыла во тьме… Но, боги, как же восхитительно вновь видеть!

– Мне нужны материалы, – сказала я, слишком подавленная горем, чтобы соблюдать вежливость. – Мне нужен альбом для рисования и набор карандашей. Несколько свечей и спичек…

Луна хихикнула.

– Неужели ты так ничего и не поняла, Айя Рожанская? Здесь может существовать только небесный свет.

Я сердито посмотрела на нее.

– Тогда приведи мне божка, который сияет так же, как ты.

Ее стройное тело сотрясалось от смеха.

– Моих созданий нельзя считать «материалами». Они не инструменты для творчества.

А значит, договор не потребует от нее исполнить это требование. Я стиснула челюсть. Она была мне ненавистна. Ненавистен ее голос, жестокость, каждый уродливый шрам. И тем не менее мне не хотелось, чтобы она уходила. Душа отчаянно нуждалась в свете. И какой-либо компании.

Уцелевшая во мне крупица здравого смысла подсказала: надо слепить скульптуру. Во тьме я смогу почувствовать бугорки, впадины и выступы, созданные из глины. Однако не успела я озвучить новую просьбу, Луна заговорила:

– Я знаю, кто ты на самом деле. – Она пошла ко мне по пустоте, непринужденно рассекая тьму. – Я разузнала. Ты – Его любовница.

Каждый мускул напрягся, превратившись в сталь.

– Подумать только, смертная любовница! – Судя по звучанию ее смеха, она в самом деле считала это забавным. Или же была потрясающей актрисой. От улыбки углубились шрамы на щеках, отчего казалось, будто они достают до самого языка. Она обошла меня. – Та фермочка, на которой Его нашли мои лазутчики, она твоя. Миленькая. Надо бы ее уничтожить.

Луна помолчала, самодовольно уставившись на меня. Я подавила поднимающийся во мне боевой дух, радуясь, однако, что его еще не поглотило оцепенение. Здесь я ничего не могла поделать… Но память напомнила о нашей беседе в тронном зале. О ее невольном неловком жесте.

Поэтому я уставилась на шрамы, обезображивавшие ее лоб. Улыбка дрогнула, и Луна прикрыла их бледной рукой, тоже покрытой шрамами.

Я встретилась с ней взглядом.

– Как бы то ни было, ты обязана выполнять условия сделки. Мне понадобится глина. Много глины. Столько, сколько получится принести. – Потому что с первого раза у меня ничего не выйдет. И со второго. Мне придется учиться всему заново. – Еще набор инструментов для лепки…

– А ты знаешь, – ее голос звучал чуть громче шепота, – сколько любовниц было у нашего дорогого Солнца?

Ей нравилось меня перебивать. Я прикусила язык, сдерживаясь.