Бог Солнца

Я вспомнила маму. Ее нежные речи. Кроткую душу. И как бы мне ни было больно, я вспомнила Сайона. Его спокойствие, уравновешенность. Я попыталась перенять эти качества, чтобы смягчить свою резкость и приглушить злобу.

– Ты выглядишь усталой, – заметила я однажды, осматривая руки Луны, которые, впрочем, не собиралась воссоздавать. В годы ученичества, помимо лица, сложнее всего было изображать именно руки.

Она нахмурилась.

– Конечно, я устала.

Я кивнула, не встречаясь с ней взглядом.

– Как долго ты с ним сражаешься?

Ее пальцы напряглись.

– Я сражаюсь гораздо дольше, чем способен вспомнить твой народ. Все, что у меня есть, я отвоевала с боем.

Ослабив хватку, я взглянула на нее.

– Разве тебе этого не достаточно?

– Нет, – ответила она. Мгновенно и уверенно. А затем добавила, так тихо, будто и не мне вовсе: – Ничего никогда не будет достаточно.

– Поживее! – рявкнула Луна. Я не слышала в ее голосе такой злобы уже… очень давно.

Я быстро заморгала, привыкая к внезапно появившемуся в бесконечной тьме серебристому свету. Я запнулась о гипсовую форму, и она разбилась вдребезги. Сердце упало в пятки, пока я не осознала, что сломала одну из неудачных работ.

У меня не было времени ее поднять, чтобы рассмотреть и определить ошибки. Луна никогда не позволяла использовать свой свет для работы.

– Что случилось? – спросила я, щурясь.

Она ядовито усмехнулась.

– Одна назойливая смертная возомнила, будто я обязана выполнять все ее прихоти. – Она вытянулась, как струна, и прошипела, чтобы я приступала к работе.

Мои прикосновения были весьма интимными. Полагаю, она привыкла к ним, поскольку даже не вздрогнула, когда я провела большими пальцами по ее скулам, по глубокой борозде, появившейся в результате очередной древней войны.

– Ты… проигрываешь? – прошептала я.

Луна что-то прорычала. Ей не нравилось, когда я совала нос в ее дела. Помолчала несколько минут. И сказала:

– Сегодня я потеряла хорошего солдата. – Ее голос стал хриплым, затем громким, будто она проталкивала слова сквозь эмоции. – Очень… важного для меня.

Мои руки замедлились.

– Божка?

Луна дернулась.

– Ну разумеется! Стала бы я переживать о смертном! – Она отвела взгляд. – Пусть их у меня не так уж много.

Я кивнула, держа руки при себе.

– В Элджероне я знала одну женщину… Она поклонялась тебе.

Ее лицо резко повернулось ко мне, выражая любопытство, и я продолжила:

– У нее дома была комнатка, увешанная белыми украшениями. Без окон, без свечей. Она считала, что неуважительно впускать больше света, чем необходимо. – Комната была скорее укромной нишей: женщина жила на скудные средства. Я увидела ее случайно. У нее были проблемы с ногой, и я по просьбе ее дочери – моей соседки – принесла ей корзину овощей. Очень многие в Рожане, да и на всей Матушке-Земле, поклонялись Сайону, даже после временной победы Луны. Многие считали кощунством поступать иначе.

Луна прикусила губу.

– Я тебе не верю.

Однако она не спешила уходить, хоть и хранила молчание, и я рассказала ей все, что помнила о той женщине и нише, пока ей не надоело меня слушать и она не оставила меня в Забвении одну.

Я была близка к завершению. Во время работы из глаз лились слезы, поскольку это было лучшее творение, которое я когда-либо создавала. В моих руках оно казалось… настоящим. Словно я сама была внутри глины, и с каждым осторожным движением стека и кисти я раскрывала немного больше саму себя. Во мне начало зацветать странное ощущение – как первый весенний бутон. Оно причиняло боль, но постепенно я узнала в нем надежду.

Вдруг рука соскользнула, и я раздавила цветок целиком и полностью.

Нос был испорчен. Я пошарила пальцами, пытаясь нащупать ноздри, переносицу. Пытаясь вернуть его на место. Но чем больше я пыталась, тем больше неуклюжие пальцы его портили, пока он не превратился в обычный холм глины, и…

Я сжала стек в кулаке и с визгом вонзила в скульптуру, рассекая от макушки до шеи. Глина противилась удару, словно в попытке задержать мою руку. Я успела потерять много энергии, тем не менее в теле еще оставались силы, поэтому удар и вышел сильным.

Позже я тяжело дышала, упершись руками в колени, словно обежала весь Рожан. «Дыши», – пожурила меня Зайзи, и я попыталась последовать совету сестры. Боги, я правда пыталась. Вдох, выдох. Вдох, выдох.

Позже я сдалась – в таком месте покоя не найти – и вытянула руки, выискивая дрожащими пальцами расщелину на бюсте, на создание которого я потратила так много времени. Можно было бы исправить нос, останься в моем напряженном мозгу хоть капля терпения. Могла ведь исправить! Могла…

Стоп.

Пальцы вновь скользнули по раздавленному месту.

Стоп!

Я вдавила в него пальцы, расширяя.

Кожа в руках начала зудеть.

Я ахнула.

Когда я в последний раз это чувствовала? Это желание, эту тягу? Тягу творить, искру идеи, нетерпеливое стремление воплотить ее в жизнь? Ни разу с наступления тьмы. Ни разу после встречи с Луной.

Возникло видение. Оно пришло ко мне, подобно зажженной в темноте свече, и я поняла, что именно хочу создать. Что мне не терпелось создать.

Будет нелегко. Уж точно.