Мама знала, что между нами происходит. Не могла не знать. Тем не менее она не упрекала меня за связь вне брака, учитывая сущность Сайона и то, что сама она никогда не была замужем. Мама просто позволяла мне наслаждаться жизнью. Они с Зайзи и Катой позволили нам быть счастливыми, и я любила Сайона всем сердцем, теми фибрами своего естества, о существовании которых даже не догадывалась, и эти опасные грезы мелькали в сознании, порождая надежду и затачивая ее, словно нож. Ночью, когда я лежала рядом с ним и рассказывала все то, что прятала от остальных, эта надежда меня пугала: я понимала, как глубоко, в конце концов, она меня ранит.
Я попросила Сайона об одной минуте, он же предоставил мне неделю.
Позже я задумывалась, знал ли он, что та ночь будет нашей последней. И потому так страстно занимался со мной любовью, потому шептал стихи мне в волосы, боготворил меня так, будто богом была я, а не он. Впрочем, знай Сайон о грядущем, он бы не прижимался ко мне так крепко, пока я спала.
Именно тогда, пока я плыла по глубинам дремы, меня охватила жгучая, раскаленная боль и разорвала на части.
Глава 10
На меня обрушилась действительность. Я лежала лицом к полу – видимо, упала с кровати. Посредине туловища пульсировала жгучая конвульсия, образуя кислотное кольцо. Я с трудом хватала ртом воздух. Дыхание причиняло боль. Попытка не дышать – тоже. Агония поглотила все мысли, не оставляя места ни для чего иного. Никогда еще мое тело не терза- ла такая страшная пытка. Даже смерть была терпимее.
Я сморгнула с глаз пот и слезы. Почувствовала запах дыма. Пожар! Стиснув зубы, подняла голову и увидела, как стену рядом лижут языки пламени, поглощают кровать, вздымаются к потолку…
Под действием потрясения боль на мгновение притупилась. То был вовсе не огонь, а бог – яркий и пылающий. Его кожа была пламенем, волосы развевались от жара. Глаза сверкали, как бриллианты.
Он взмахнул руками, и пожиравший комнату огонь резко потух, оставив после себя пепел и дым. Его величие потускнело, словно он пытался подавить его ради меня, тем не менее не мог скрыть полностью.
Тогда-то я и узнала Сайона, и агония вспыхнула снова.
Его силы вернулись.
– Ай! – Дверь с грохотом открылась, и по комнате разнесся голос Зайзи. Увидев меня, сестра рухнула рядом на колени, загораживая обзор, и попыталась прикоснуться ко мне, но остановилась. – О боги, о боги, – жалобно забормотала она. – Энера! Воды!
Вода поможет мне не более, чем травы. Тело покрывали глубокие ожоги – тянулись от спины по боку и ныряли под грудь – туда, где лежала рука Сайона в тот миг, когда к нему вернулась божественность.
Меня накрыла новая волна агонии, и я зашипела сквозь зубы. В глазах потемнело. «Прошу, – взмолилась я, обращаясь к своему организму. – Пожалуйста, подожди. Мне нужно подумать».
Свет вокруг стал ярче: приблизился Сайон. Его ноги не касались пола. Вероятно, если он коснется, пол вспыхнет точно так же, как стены и кровать.
– Отойди! – рявкнула Зайзи. – Ты ее ранишь! Уже ранил!
– Нет, – запротестовала я, но сорвавшийся с губ звук больше походил на мяуканье котенка.
Моей шеи коснулась рука – рядом сидела мама. Она что-то пробормотала Зайзи.
«Сосредоточься, Ай». Я попыталась вытолкнуть из головы мысли о своем обожженном теле. Выгнула шею, чтобы через сестру посмотреть на Сайона.
Увиденное разбило мне сердце.
Он висел в воздухе, неспособный взаимодействовать с моим смертным миром, с выражением страшной муки на лице. Она настолько исказила его красоту, что он больше не походил на десятки картин, рисунков и скульптур, которые я с него сделала. Он выглядел так, словно сам страдал от ожогов. Словно это его сердце билось в конвульсиях и истекало кровью на половицах, а он ничего не мог сделать, чтобы вернуть его в опустевшую грудную клетку. Он потянулся ко мне, напрягаясь так, словно нас разделяли целые каньоны.
И от этого жеста боль в моих пульсирующих ранах вспыхнула еще ярче.
– Сатто! – В обугленной спальне недалеко от меня внезапно оказался При, он опустился на одно колено. – Нужно торопиться.
Позвоночник охватила новая волна жгучей боли. Я закричала. Зайзи держала меня за плечи, и только тогда я поняла, что мама наносит на раны лекарство. Сайон ярко освещал комнату, и, опустив взгляд, я увидела свою растерзанную кожу: красную, обугленную, покрытую волдырями. К горлу подступила желчь.
– Помоги ей, – прошептал Сайон. – Прошу.