Бог смерти не любит яблоки

— Она права, — Джеймс, ошеломительно красивый мужчина с улыбкой мальчишки и холодными глазами убийцы, тоже был знаком ей по системе десять. Отличный робототехник, потрясающий пилот… отличный игрок, профессиональный мошенник. Отличный исполнитель, когда дело доходит до грязных политических дел. Леди Авалон однажды вытащила его брата из-под завалов, рискуя собой, после чего Джеймс воспылал к ней удивительной для человека такого склада преданностью. — Ава, позволь нам поработать над этим.

Она бы хотела, да. Они были лучшими, если уж на то пошло. Но…

— Тана, есть что-то по поводу наших убийц? Тела опознали?

— Боюсь, да. Брайан Эдвардс и Камилла Брэйт. Они были…

— Пилотами второго состава. Прошли со мной систему десять, подчинялись непосредственно Энди. Я помню.

Она вздохнула и перевела взгляд на Джин с Джеймсом.

— Ребята, вы сами должны понимать…

— Что у нас завелась грязь. Да, — красивое лицо Джин было каменным. — Позволь нам вычистить её.

— Верно, — оскалился Джеймс. — Спусти нас по следу Энди, Ава. Ты знаешь, никто не сделает это лучше нас.

— К тому же, — добавила Джин, — он наш. Он летал с нами, сражался с нами плечом к плечу, прикрывал наши спины. И, если он пошёл по кривой дорожке, напал на нашего капитана и втянул в это наших товарищей, остановить его — наша проблема.

Леди Авалон прикрыла глаза. Голова раскалывалась. После перегрузки принимать стимуляторы строго запрещено, и она чувствовала, что просто не тянет этого всего.

— Позволю я или нет, вы всё равно в это вляпаетесь, потому — работайте. Помните одно: он нужен мне живым.

— О, не сомневайся, — от оскала Джин кровь леденела в жилах. — Мы знаем, как играть в эту игру, Ава. Я гарантирую тебе, что он сможет давать показания.

— И будет петь, как соловей, — улыбнулся Джеймс светски. — Ты знаешь, у меня все поют.

Что же, она знала.

— Хорошо, — вздохнула она. — Брифинг в шесть. Надеюсь, к тому моменту будет информация.

— Будет, — подмигнул Джеймс. — И, Ава… Тебе надо поспать. Хотя бы несколько часов. Это в данном случае не пустой совет, а необходимость.

— Учту.

Когда дверь за ними с шипением закрылась, Тана отметил:

— Должен признать, что согласен с последним тезисом. Вам досталось, миледи. Если вы не хотите пройти цикл в медкапсуле, сон действительно не повредил бы. Вы нужны нам в здравом уме и полной сил.

“Вряд ли возможно — по обоим тезисам,” — подумала она устало. Но спорить с очевидным было бы глупо: сон и немного тишины действительно относились к насущным необходимостям.

— Вы тоже поспите хоть немного, Тана, — только и сказала она, выходя. — Завтра у нас точно будет длинный день.

9

*

Коридоры были пустынны и темны.

Корпус, где располагались временные квартиры для офицеров разведки высшего звена, в мирное время использовался не слишком часто. У большинства людей, работающих здесь, было жильё в городе или на одном из соседних спутников: Гвада во все времена была щедра к своим госслужащим, и даже война в этом смысле мало что изменила. Система заботилась, чтобы её верные слуги могли себе позволить комфортную, достойную, безопасную жизнь, а также — лучшее будущее для своих близких. Умные люди, стоявшие в своё время у истоков этого всего, справедливо рассудили, что подобное простимулирует верность намного убедительнее, чем все патриотические лозунги вместе взятые.

У леди Авалон, впрочем, не было близких.

У неё не было никого и ничего, кроме работы. Именно потому она не видела никакого смысла в том, чтобы обустраивать себе гнёздышко где-то вне этого здания. Нет, за ней числился роскошный многоуровневый пентхаус на вершине агломерации, современный и сверкающий от хрома. Однако, бывала она там ровно два раза, когда возникала необходимость устраивать приёмы от своего имени. В остальное время там безраздельно властвовали искин и робогорничная. Леди Авалон же предпочитала для жизни стандартные временные апартаменты, практичные и казенные до невозможности. Она не стала там ничего менять, модернизировать или переделывать под себя, кроме дополнительных параметров безопасности. Всё было стандартным, взятым со складов — от одеял до приборов.

Некоторые её конкуренты усматривали в этом политическое заявление, попытку показать, что она ближе к народу, но это даже и близко не соответствовало истине. А какая она, эта самая истина? Она предпочитала не задумываться. Просто проходила каждый вечер путь по тёмному, холодному коридору к одной из пары десятков одинаковых дверей, прикасалась к ней рукой и ныряла в своё идеально чистое, лишённое любого признака индивидуальности логово. Там она стягивала с себя костюм, по ощущениям — вместе с кожей, смывала очередной бесконечно длинный день и засыпала.

Этот раз не должен был стать исключением. Но она поняла, что всё пошло наперекосяк, когда в темноте комнаты (она ненавидела автоматически включающийся свет) вспыхнули сияющие оранжевым глаза, полные ярости. Кто-то, увидев их впервые, наверняка посчитал бы, что они принадлежат разъярённому голодному зверю.

Но всё, конечно, было не настолько просто.