Бог смерти не любит яблоки

Не Танатоса, разумеется. Никогда — его.

Он не убил её, когда от этого зависело если не всё, то очень многое; он не причинил ей вред тогда, когда у него было на то почти что слишком много причин. Она ещё помнила, как бережно его пальцы касались её кожи… И нет, она ни секунды не верила, что он может причинить ей вред. Как минимум, без экстремально серьёзной на то причины.

Её страх имел совершенно другую природу, что, пожалуй, даже смешнее. Леди Авалон… или, всё же, наверное Ли… она боялась иррационально. Того будущего, которое последует, того Рубикона, за которым последует… что?

Будет сложно. Пожалуй, невозможно почти. Личное между особами на их должностях, с их бэкграундом, с их прошлым… Тут не должно быть личного.

Любовь — подлинный разрушитель царств.

Любовь — подлинный их же спаситель.

Ты никогда не знаешь, какой стороной упадёт эта монета.

Вот только… она уже станцевала на этих граблях, причём определённо какой-то уникально современный танец. Она уже выучила эти правила, простые и сложные одновременно.

Молчание не помогает. Ледяная броня не спасает. Отрицание не работает.

Они по отдельности и все вместе могут служить временным спасением, щитом, стеной, бронёй. Но они не помогут ни исцелиться, ни вернуться с войны.

Ли стояла у двери в посольские апартаменты и напряжённо думала.

Если она сделает сейчас последний шаг вперёд, это спустит вниз лавину. И окончательно навсегда всё изменит. Помимо всего прочего, ей придётся принимать решения. Очень много решений. Но…

Ли глубоко вздохнула. Последний шанс повернуть назад, не так ли? Она застыла на несколько мгновений, но потом тряхнула головой. Если её чему-то хорошему и научила эта война, то одной простой истине: если уж решился, то иди до конца. Так что теперь-то тянуть? Она шагнула вперёд…

И в тот же миг дверь ушла в стену.

— Признаться, я уже начал опасаться, что ты не решишься.

Она не удержалась и вздрогнула, увидев Танатоса, напряжённо застывшего в проходе.

— Ты давно тут стоишь?

— Полагаю, так же долго, как и ты.

Она медленно кивнула, не зная, что ещё сказать. Взгляд блуждал по коридору, отчаянно пытаясь за что-то зацепиться. Получалось откровенно так себе. Что именно в такой ситуации можно сказать? Что вообще принято говорить? Эту конкретную часть стандартного образования она, признаться, как-то упустила.

— Так вот, — начала она, — по поводу субординации…

По его губам проскользнула улыбка.

— Проходи, пожалуйста, — заметил он мягко. — Я вполне уверен, что субординацию намного удобнее обсуждать внутри. Что скажешь?

— Определённо.

Она наконец-то нашла в себе силы посмотреть прямо на него. И отметила нечто довольно интересное.

— Я… признаться, не подумала о парадной одежде.

Она могла бы поклясться, что он смутился — насколько нечто подобное вообще может отразиться на лице бога новой эры.

— Мой рабочий комбез безнадёжно испорчен, — пробормотал он. — Из вариантов осталось несколько опций на тему боевых костюмов и парадного облачения. Предполагается, что в этом конкретном мы выглядим более человечными, так что…

Она окинула его пристально-скептическим взглядом.

— Не знаю насчёт человечности, если честно, но выглядит отлично, — признала она. — Тебе идёт. Смотришься, как самое настоящее олимпийское божество.

Тут она, к слову, не соврала ни единым словом: роскошная современная вариация на тему не то тоги, не то какого-то другого старинного одеяния смотрелась на Танатосе просто потрясающе, подчёркивая его красоту. Она почувствовала себя на его фоне довольно убого. Но не парадную же форму, право, ей было надевать? И всё же, возможно, в будущем следует озаботиться одеждой не только для официальных приёмов и рабочих будней. Раньше ей это не особенно нужно было, но теперь…

Танатоса, кажется, комплимент не особенно порадовал.

— Меня никогда не вдохновляли сравнения с олимпийским божеством, — заметил он. — Плохие ассоциации.

Что же, вполне возможно, ей не помешало бы отрастить ещё немного мозгового вещества, прежде чем открывать рот. Почему она становится такой идиоткой — и всегда именно с ним?

— Прости. Я не имела в виду ничего плохого. Ты просто отлично выглядишь.

— Знаю. Это ты прости. Наши пиарщики работают над тем, чтобы добавить нам величественности и прочего. Мы должны выглядеть, как подлинные боги… В этом идея.

— Но ты это ненавидишь, — закончила она понимающе. — Поэтому ты всегда выбирал в вирте “стандартный человеческий фенотип номер тридцать один” и практически никак его не дорабатывал.

Он медленно кивнул, будто преодолевая сопротивление воды.

— Да. Мне тогда казалось, что человеком быть намного проще. И я хотел… очень хотел быть одним из вас. Потому что вы свободны.

Ли горько улыбнулась и покачала головой.

— Мы не свободны, Танатос. Никто из нас.

Он шагнул к ней и скользнул пальцами по лицу, погладил по голове, бережно перебирая волосы.

— Теперь я это знаю, — ответил он мягко. — Но однажды кое-кто сказал мне, что свобода в головах. И я верю в это до сих пор. Истово. Можешь считать это сродни моей личной религии, своего рода спасательной капсулой. Я никогда не откажусь от веры в эти слова.