Бог смерти не любит яблоки

Надо отдать должное Деймосу: на этот раз у него хватило совести и терпения промолчать. На самом деле, братец ждал целую минуту, что в его случае практически подвиг. Только шестьдесят четыре секунды спустя он не выдержал повисшей тишины.

“Эй, ты там случаем не впал на радостях в кататонию? — уточнил он небрежно. — Танатос?”

Нет, ну правда…

“Ты никогда не слышал о таком понятии, как личное пространство?”

“Что-то такое когда-то мелькало, но я никогда не вникал… И вообще, должен же я проследить, чтобы у тебя от шока не случился удар?”

“Мы — боги новой эры. У нас не бывает ударов.”

“И это мне рассказывает тот, кто двое суток провалялся пластом после каких-то нанороботов?”

“Двое суток?!”

“А ты как думал? Леди Яблочко уже испереживалась вся, в процессе изобретая для общественности какую-то жутко интересную историю твоего отсутствия — ты то ли к какому-то паломничеству приобщаешься, то ли нечто в этом духе.”

“Какому хоть паломничеству?”

“А я-то каким местом похож на человека, который разбирается в гвадских паломничествах? Вот и сам и спросишь. Она уже на пути сюда, если уж на то пошло.”

Эта новость вызвала у Танатоса крайне смешанные чувства.

“Деймос!”

“Ась?”

“Вот ты у нас сменил кучу любовниц?”

“И прочих заинтересованных личностей, вариативно. Я — бог открытых взглядов и скептически отношусь к гендерным и видовым отличиям.”

“Пусть так, — отмахнулся Танатос. — Избавь меня от подробностей твоей личной жизни, считай, что я слабонервный. Лучше посоветуй, как дать ей понять, что я в полной мере разделяю её эмоции по этому поводу. Как это правильно сказать?”

Деймос даже немного запнулся — очевидно, он ожидал какого-то другого вопроса.

“Слушай, ну ты прямо как спросишь — и хоть стой, хоть прячься. Братец, на всякий случай: опыт у меня, конечно, довольно обширный, но вот к любви он, можешь поверить, никакого отношения не имеет. Совсем. Так что я даже примерно понятия не имею, как это должно работать в нормальной ситуации. Разве что очень теоретически. Может, тебе с Фобосом стоит об этом поболтать? Большой Брат у нас — существо моногамное.”

“Я не стал бы задавать такие вопросы Фобосу, каким бы… моногамным он ни был. И не притворяйся, что не знаешь, почему. А теперь перестань страдать ерундой. Не хочешь советовать, так и скажи.”

“Да я не то чтобы не хочу, просто мой совет тебе не понравится.”

“Набиваешь цену? Я предпочту услышать, что там за совет.”

“Первое: сделай вид, что ничего не слышал.”

“Ты прав, мне уже не нравится.”

“Ну вот, я предупреждал. Но я действительно верю, что так будет лучше. Я практически уверен, что, если всё сделаешь правильно, она рано или поздно сама тебе это всё скажет. В глаза.”

“А правильно — это как?”

“Вот тут уж точно понятия не имею. Скажу тебе больше: если бы существовал рецепт для таких случаев, я бы мог разливать его в баночках. И озолотиться. Не то чтобы я уже не… В общем, не зли меня. Нет рецепта, каждый случай индивидуальный, а ваш так особенно. Единственный совет: целуй её каждый раз, когда хочешь сказать что-то глупое. На себе я не проверял, потому что я никогда не говорю ничего глупого, но тебе может и помочь.”

Нет, он невыносим.

“Спасибо, Деймос. Ты, как всегда, очень полезен!”

“Я знаю. Я ведь совершенство, так?”

— Танатос.

Он тут же открыл глаза, услышав через толщу регенератива её голос.

Кажется, за её голосом он последовал бы куда угодно, когда угодно. И зачем угодно. Что было ужасно… но он бы в жизни от этого не отказался.

Агенор сказал однажды, что очень не хотел бы так любить... Но скорее всего, это должно было звучать не как "не хотел бы", а как "не смог бы".

Танатос тоже порой верил, что не может. Но эта вера рассыпалась вдребезги, когда он смотрел в эти глаза. Он узнал бы её всегда, в любом обличье, под любым небом. Потому что...

-

Потому что ты — моя свобода. Была и будешь.

Потому что, по ту я сторону или по эту, в войне или в мире, раб или высокопоставленный политик, бог новой эры или бесправный лабораторный эксперимент, одна правда про меня неизменна: я тоже всегда…

-

— Танатос? — она очень старательно прятала волнение, но оно всё же прорывалось сквозь маску невозмутимости. — Ты в порядке? Узнаешь меня?

Он не сдержался и фыркнул:

— Этот вопрос можно считать эпиграфом ко всей нашей истории, не считаешь? Ты выглядишь усталой.

Ли закатила глаза.

— Ну отлично. Я уже начала бояться, что мне придётся отчитываться перед Канцлером, общественностью и правительством в связи с твоей смертью или невменяемостью. Веришь или нет, но такая перспектива не способствует хорошему сну.

— Как скажешь, — он широко улыбнулся, — конечно, причина твоего волнения именно в этом. Но можешь не нервничать больше: отчитываться не придётся, я практически полностью восстановился. Что у нас по плану?