Под шум дождя из зарослей на поляну выбрались люди. Они двигались странно - не так, как должно живому, а кожу имели серую. Их нагие полуразложившиеся тела, лишенные и капли крови, были покрыты тиной и пиявками в местах разрезов на запястьях; шаги мертвецов заглушала гроза, а из приоткрытых ртов, ноздрей, ушей и даже сквозь поры кожи исходил туман. Разряды молний, беснующихся наверху, отражались в пелене их мутных глаз. К финалу последнего раската грома живых на поляне не осталось. Свежая кровь пропитала почву и удержала барьер от падения. Ритуал не был завершен, однако его мощности хватило на то, чтобы веками удерживать существо, обитающее под землей.
С течением времени барьер ослабел и миазмы начали просачиваться сквозь поверхность, чаще всего находя выходы среди зыбкой почвы на болотах. Они овладевали умами спящих потомков ултарцев, деградировавших к тому моменту в силу множества причин, искажая и так скудную память о предках, умерщвляли плоть и заставляли тех поклоняться Богу из пещеры, принося ему кровавую дань. С той поры звери покинули владения Гвадатаи, а запечатанная сущность, с каждым годом становилась все ближе к желанному освобождению.
Мордрет очнулся глубоко под землей. Его кожа невыносимо зудела, покрытая слоями вещества наподобие застывшего олова, а любые попытки ее почесать, и вообще, - любые движения, провоцировали жуткие мигрени. Запястья и лодыжки волшебника были сведены вместе и, в таком неловком положении, туго перемотаны веревкой. Он находился в пещере, не самой большой среди тех, в которых ему довелось побывать на своем веку. В неровных стенах было множество трещин и пробоин, из некоторых текла вода. Она по капле собиралась в самой низкой точке пещеры, так, что сейчас там была небольшая лужа. Здесь царила кромешная тьма и, хотя для волшебника, вроде него, плохая видимость обычно не препятствие, почему-то магия и расширение диапазона чувств, даруемое ей, была ему здесь недоступна.
Ворочаясь в попытках освободиться, кончиками пальцев Мордрет случайно зацепил на стене острый и выпирающий край, порезавшись, - тогда к воде внизу домешалась его кровь. Об этот же край, он, кое-как сместившись, принялся пилить веревки, ерзая и раскачиваясь всем телом, однако те были слишком крепкими и не хотели поддаваться его напору. Рано или поздно он бы все равно их допилил, но не имея понятия о степени опасности, которая ему угрожает, Мордрет стремился как можно скорее освободиться от пут, увеличив тем самым шансы на выживание. Ускорившись, он получил несколько болезненных ран, рваные края которых кровоточили, однако в качестве вознаграждения за проявленное рвение заработал долгожданную свободу, а обретя ее, пополз к ближайшему проходу, из которого дул ветер.
Голое тело, незащищенное одеждой, на сквозняке быстро околело. Ситуацию немного смягчала корка, покрывающая его: она притупляла чувствительность к перепаду температур.
Тоннели были узкими и круглыми, нерукотворными. Короткие, но многочисленные, они соединяли полости в земле, вроде той, в которой волшебник обнаружил себя, придя в сознание. На стенах встречались следы от зубов, лопатообразные и непохожие ни на что, виденное Мордретом ранее, - вероятнее всего, тоннели эти были выточены неизвестным существом, не брезгующим, помимо прочего, полакомиться камнем.
В хитросплетениях здешних лабиринтов несложно было запутаться и, если бы не ветер, он бы наверняка потерялся. Один тоннель сменял другой, а в каждой последующей пещере, встречалось сразу несколько разветвлений и ничего более: здесь не было ни шерсти, ни чешуи, ни скорлупы яиц - ничего из того, что могло бы указать на происхождения хозяина этого места, но вот его присутствие, - присутствие явственно витало в воздухе, затхлом, сыром и пропахшем смертью. Изредка ему на пути встречались грибницы и тогда, ежесекундно ощущая страшный голод, терзающий внутренности, Мордрет прерывался на быструю трапезу. Жизнь научила его есть, когда дают, а желудок был благодарен пище даже в минуты опасности.
Ветер дул неравномерно, то и дело прерываясь, и в такие моменты тишины, волшебник слышал стук собственного сердца, ждал и мотал головой, не позволяя скверным мыслям брать над собою верх. Каждый раз, когда ветер возобновлялся, у него отлегало от сердца, ведь почему-то он был уверен: наступи сейчас полный штиль, - его песенка спета.
Мордрет пробирался вперед и иногда тоннель уходил вверх, а иногда снова опускался. Так продолжалось, пока волшебник не ощутил себя настолько потерянным, что подобные перемены проходили мимо него. И с того момента он не мог быть уверен даже в примерном направлении собственного движения.
Во время преодоления очередного перешейка Мордрет, потеряв бдительность и перестав прощупывать местность впереди себя, упустил яму и кубарем в нее скатился.