Бог из пещеры (СИ)

  Шаман не сам строил себе укрытие и это было видно по качеству труда: если бы человек работал на себя, результат получился бы куда лучше. Хижина шамана не была храмом. Гвадатаи же почитали не самого шамана как человека, но шамана, как пост, который тот занимал, - шамана как символ мудрости, защиты и благодати. Примерно та же ситуация сложилась с вождем, только вождя можно свергнуть и переизбрать в любой момент, если тот не справляется или нарушает заветы предков, что по здешним нравам еще хуже, а вот с шаманом так не получится: его избирал сам Бог - не люди! Богу и решать, когда колдуну уйти на покой. После смерти шамана не хоронили на болоте, как всех прочих людей, но приносили его прах в жертву Богу из пещеры, как бы возвращая дарованное могущество. В отличии от других жертв тело шамана исчезало бесследно, подобно невиданному здесь снегу в период оттепели.

  До того, как принести что-либо в жертву, его следовало сначала подготовить, как того требовала традиция. Прежде, чем приступить к столь важному процессу Шаман дождался, пока охотники уйдут - простым смертным не следовало вникать в таинство служения, легко способное посеять смуту в сердце неподготовленного человека. Они не стали временить с уходом, спеша домой на дележ добычи и просто опасаясь места, не желая оставаться здесь дольше необходимого. Тогда, удостоверившись, что он остался наедине с бесчувственным чужаком, шаман приступил к помазанию. Колдун раздел его догола, сбросив странную одежду человека, пока еще крепкую, но потихоньку приводимую в негодность суровыми условиями Палингерии. Затем, из специальной емкости - продукта примитивной лепки местных, колдун извлек скользкую и густую субстанцию, по цвету и вязкости напоминающую слизь или деготь. Этой субстанцией он тщательно покрыл его тело. После приступил к окуриванию специальной смесью наркотических трав, растущих на топях, грибов из пещер внизу и птичьих экскрементов. Пламя развел за счет трения, посредством вращения тонкой палки о брусок, - такой способ был общепринятым среди Гвадатаи и племен у опушки Леса, не ограниченных в доступной древесине.

  Мордрет спал и видел сны. Со временем обрывки из разрозненных и бессвязных воспоминаний становились все более последовательными, яркими и четкими, а по мере того, как они упорядочивались приходило и осознание самого себя. Так, по кусочкам и постепенно, личность волшебника собиралась воедино. Тот пережиток прошлого - та череда воспоминаний, что увидел последней, его памяти не принадлежала. По всей видимости, отрывок принадлежал памяти места, где сейчас находилось его бесчувственное тело.

  Он увидел поляну без деревьев среди джунглей и множество людей, одетых в простые по крою наряды из неизвестной ему ткани. Они не имели при себе доспехов или оружия. Одежду покрывала сложная вышивка странных символов, состоящих из пересечений линий и сочетаний геометрических фигур, чем-то напоминающих те, что волшебник видел в зиккурате, но в отличии от последних, эти изначально были выстроены как полагается и содержали конкретный смысловой посыл. Люди говорили между собой на странном диалекте, незнакомом Мордрету, но смутно знакомом его естеству, равно как и естеству любой сущности этого мира и множества других миров. Интуитивно он понял с первого взгляда, еще задолго до того, как дошел умом, что перед ним древние ултарцы. Собравшись у странной норы в земле, от которой разило смертью, возможно последние представители древней цивилизации зиккуратов проводили ритуал мистического значения из тех, что ныне забыты.

  Поляну покрывали линии песка, принесенного сюда извне, почва же, сама по себе содержала достаточно глины. Часть из людей окружила дыру, образовав своими телами замкнутый круг, часть ходила вокруг них по поляне, орошая песок кровью из глиняных амфор, выполненных с особым мастерством и покрытых той же символикой, что и одежда. Рядом шумела река и гремел водопад, а оттого жидкостью была пропитана почва и воздух наполнен влагой.

  Ултарцы гортанно пели, как одержимые раскачиваясь телами в первобытном танце, а нечто, заточенное в земле, безуспешно пыталось прорвать заслонку установленного ими барьера. Его попытки сопровождались воями и стоном, безумным хохотом и плачем, будто тысячи существ единовременно корчились в агонии, испытывая невообразимую боль, - тысячи загубленных душ. По мере того, как ритуал близился к завершению, пение становилось все громче. Вскоре оно затмило собой даже шум водопада, уносясь далеко в небеса и теряясь за пределами туч пасмурного неба. Грянул гром и блеснула молния, воспламеняя одно из исполинских деревьев Леса, что чем глубже в чащу, тем массивнее становились в высоте и обхвате стволов, густоте и масштабе крон; пошел дождь и он не дал пожару распространиться.