Бог Ярости

— Ты слышал хоть слово из того, что я сказал? Я не хочу иметь с тобой ничего общего, черт возьми.

— Скажи это еще раз и серьезнее, — мой рот оказывается так близко к его рту, что я чувствую нотки мускуса и мяты, срывающиеся с его губ в прерывистом дыхании. — Если только… ты не можешь?

Он смотрит на меня снизу внизу вверх и в его кораллово-голубых глазах столько жара, но он не отталкивает меня.

Вообще нет.

Брэн мог бы наброситься на меня, но от одного моего присутствия у него перехватывает дыхание. Его грудь вздымается и опускается в быстром ритме.

Должно быть, именно поэтому он старался сохранять дистанцию между нами, когда мы бегали. Он знал, что если я подойду ближе, то для него все будет кончено.

Поэтому я прижимаюсь грудью к его груди. Твердые мышцы прилипают к моим, и стук его сердца смешивается с моим собственным.

Какого черта этот человек делает со мной?

Почему я не могу оторваться от него? У него кровь ведьмы? Он что, состоит из гребаных наркотиков?

— Ты — гребаный кошмар, — бормочет он, его горло дергается под моими пальцами.

— Твой кошмар.

— Я ненавижу тебя.

— Неправда.

— Ты чертов псих.

— Из-за тебя, — шепчу я ему в губы и впиваюсь в них с гортанным стоном.

Он не отстраняется. Не отворачивает лицо и не делает вид, что ему неприятно такое внимание.

На самом деле все происходит с точностью до наоборот.

Его ресницы трепещут по щекам, когда он стонет, и я поглощаю этот звук полностью. Съедаю его до дна.

Проглатываю его целиком, но больше всего я причиняю ему боль. Зубы стукаются, языки борются, а губы сталкиваются.

Господи-блять-твою-мать.

Я фантазировал о его вкусе с прошлой недели. Каждое утро, день и вечер. Каждую чертову секунду каждого гребаного дня, все, чего я хотел, — это снова ощутить его вкус.

Но я не хотел пугать его или заставлять убегать. Впрочем, сейчас мне абсолютно наплевать на такую возможность.

Я впитываю его целиком, исследую, пирую, абсолютно утопая в его гребаном рту.

У него вкус меда, мяты и ебаной зависимости.

Я провожу языком по его губам и получаю в награду его напряженные соски. Цветок лотоса целует меня так же остервенело, как и я его, а пальцы задирают нижнюю часть моей футболки, чтобы прижать меня к его обнаженному торсу.

Я зажимаю его нижнюю губу между зубами и покусываю кожу, пока он не начинает хныкать, вздрагивать и чертовски трястись рядом со мной.

Дай мне еще.

Еще.

Блять, еще.

Я упираюсь своей бешеной эрекцией в его шорты, и, конечно же, он твердый.

Из-за меня.

Снова.

Привет, Сатана. Это рай в аду? Потому что я мог бы остаться здесь навсегда.

— Ты так чертовски возбужден для того, кто утверждает, что не хочет иметь со мной ничего общего, — говорю я ему в красные, припухшие губы. — Ты и сейчас не пьян.

— Прекрати прикасаться ко мне… — выдыхает он, даже когда его рот, кажется, преследует мой. — Я бы так поступил с любым. Это называется физической реакцией.

Этот гребаный мудак. Клянусь, он сам напрашивается на то, чтобы его ударили.

Я скольжу языком по его шее и сильно кусаю его адамово яблоко, а потом так же сильно сосу, возвращая ему засос, который он прятал целую неделю.

— Прекрати… — он ворчит, упираясь локтем мне в грудь.

Только он не прикладывает к этому никакой силы.

А я не прекращаю.

И определенно не слушаю его.

Я прокладываю дорожку из укусов до того места, где его плечо соединяется с шеей, ключицей и грудью, а затем задеваю зубами его соски.

Он издает самый эротичный стон, который я когда-либо слышал, и я засовываю два пальца ему в рот, а затем провожу ими по его языку.

Мне нужно, чтобы он перестал болтать и портить каждый момент своим чертовым ртом.

Мой язык кружится вокруг его светло-коричневого ареола, затем я прокатываю сосок между зубами, посасывая и покусывая, пока не слышу только приглушенные звуки, вырывающиеся из его набитого рта.

— Тебе ведь это нравится, не так ли? — я перехожу к другому соску, посасывая кожу вокруг него, оставляя огромный засос, прежде чем прикусить маленький бутон. — Ты выглядишь идеально с моими метками. Мое собственное произведение гребаного искусства.

Одна его рука лежит на моем плече, отталкивая, но другая — в моих волосах, притягивая ближе.

Он — гребаная головоломка, мой цветок лотоса, и мне не терпится разбить его на гребаные кусочки.

Его тело отстраняется от меня, но язык продолжает кружиться вокруг моих пальцев, а зубы впиваются в него, когда я покусываю его сосок.

Я слишком пьян от него и его вкуса. Слишком зависим от того, насколько он отзывчив.

Я не могу насытиться.

Не после одного, двух, или тысячи покусываний. Я хочу повалить его на землю и как следует попировать. Хочу наблюдать, как он вздрагивает, хнычет и стонет, когда я целую каждый сантиметр его великолепной кожи.

Сомневаюсь, что он будет в восторге от этой идеи, так что я возьму все, что смогу.

Мой рот оставляет укусы и следы по всей его груди, прежде чем я скольжу языком к его челюсти.

— Ты на вкус как моя новая любимая зависимость, малыш.