— Тот, кто пришел с ножом и убил их всех, сделал это быстро. Настоящая жестокость — убивать человека медленно, много лет. Словами, оскорблениями, угрозами и ложью. Я никогда не буду ненавидеть убийцу моей матери так, как я ненавижу тебя, Фрэнк. Это из-за тебя я убежала в тот день. И бежала каждый день после. — Ее голос дрогнул. — Я жила на улице. Связалась с девчонкой, которая с матерью занималась мошенничеством под видом благотворительности. Они приглядывали за мной. Переезжали с места на место, и вскоре мы оказались в Ирландии. Я трахалась за наркоту и деньги, Фрэнк, я хочу, чтобы ты это знал. Сперва я называла себя Эстер, только когда шалавила, а спустя какое-то время сжилась с этим именем.
— Почему ты вернулась? — спросила Наоми.
— В газетах сообщили, что Мартин умирает. Все снова всколыхнулось. В какой-то благотворительной лавке мне попалась его книга. — Она кивнула на Блейка, который, казалось, держался на ногах только за счет стены. — Читать было тяжело. Я впервые позволила себе подумать о случившемся. Он написал, мол, криминалисты доказали, что все умерли ночью в пятницу. И тогда я поняла, что я — алиби Мартина, ведь в это время он был со мной.
Я повернулся к Кевину Блейку:
— Возникает вопрос. Как Вик составил, прочел и подписал двадцатипятистраничное признание? Особенно будучи неграмотным.
— Не хочу это обсуждать, — сказал Блейк, держась за сердце.
— Папа сказал, его трое или четверо суток держали без сна. Описывали ему все подробности убийства, пока он не затвердил их наизусть. Потом включили магнитофон, заставили наговорить признание, составили протокол. Велели подписать каждую из двадцати пяти страниц и только потом позволили поспать. Он и так был в шоке, когда его арестовали…
— А кто же тогда, — сказал Блейк, прижимаясь к стене. В его глазах стояли слезы. — Кто, если не он…
— Это вопрос не к нам, — сказал я. — А к тебе. Наверное, ты хотел как лучше. Навсегда упрятать убийцу за решетку. Да только не того посадил, Кев. Понадобилось всего-то подкинуть орудие убийства в гостиничный номер и принять меры, чтобы Мартин подписал признание. Твоя книга стала вишенкой на торте.
Скрючившийся у стены Блейк переводил взгляд с одного присутствующего на другого.
— А спустя двенадцать лет объявляется Эстер с железным алиби Мартина Вика. Доказывающим, что все — твое расследование, твоя книга, твоя жизнь — построено на лжи. Я все недоумевал, кто же мог подобраться к Реннику, пожать ему руку, а потом зарезать? Думал, может, дела сердечные какие-нибудь, ну или взятки…
— Он меня узнал, — сказал Блейк. — Сказал: «Это вы поймали Мартина Вика. Позвольте пожать вам руку…»
— А потом ты полоснул его ножом по шее.
Блейк сделал три судорожных вдоха.
— Я не хотел… Не хотел. Но мне недолго осталось. А когда чертов конец близок, начинаешь подводить итоги. Я не хотел умереть опозоренным. Не хотел, чтобы меня подняли на смех. А Сатти… — Он покачал головой. — Да наплевать. Он и копом-то не был, и ты не коп. Даром что его протеже.
— Я никого не поджигал, Кев.
— В первую нашу встречу я сказал тебе… — Он еще крепче схватился за грудь. — Что для кого-то поджог был единственным выходом. Только этот кто-то — я. Выбора не было. Сегодня ты в игре, а завтра — нет.
Он еще раз судорожно вдохнул, сполз по стене и осел на пол.
5
Наоми, Эстер и я стояли на крыше больницы Святой Марии и смотрели на парковку, освещенную натриевыми фонарями. Фрэнка Мура арестовали, а Кевина Блейка увезли в реанимацию с обширным инфарктом. Смертельно бледную после ночных сюрпризов Ребекку Мур отправили на патрульной машине домой, а Чарли Слоун сорвался писать эксклюзивный репортаж.
Как только суматоха улеглась, Эстер попросила вывести ее на свежий воздух. Мы поднимались по лестнице, на которой впервые пересеклись, но в этот раз с нами была Наоми. Ночь выдалась долгой, но полученные ответы нас так взволновали, что спать никому не хотелось. Светало, мы передавали друг другу бутылку «Джонни Уокера».
В воздухе повис единственный оставшийся вопрос.
Эстер наконец решилась заговорить о трагедии всей своей жизни:
— Кто их убил?
Мы стояли у стены и смотрели вниз.
— Не знаю, — ответил я. — Блейк появился в деле только после ареста Вика. Это вне сомнений. И у него, и у Фрэнка есть алиби. Фрэнк был искренне убежден в виновности Мартина. Считал, что имеет право организовывать покушения на него в «Стренджуэйз», потому что тот убил его семью. — Я посмотрел на Эстер. — На мгновение я подумал, что это ты…
— Я была ребенком. Хоть сейчас и не верится.
Глядя на нее, я вдруг понял, как она еще молода. Ей самое большее двадцать четыре — двадцать пять лет. Эстер дрожала, но не от холода. Сколько же времени у нее уйдет на то, чтобы окончательно завязать?
— Почему ты изменил мнение? — спросила она.
— Ты — алиби Мартина. С ним мы уже не можем поговорить, но ты уверена в его невиновности. Я тебе верю.
— Холодает, что ли, — сказала Эстер. — Я до костей промерзла. — На ней было надето три теплых халата, но от моей куртки она отказалась, мол, немодная. — Сигареткой бы кровь разогнать.
Я посмотрел на Наоми.