Боярин пыхтел, казалось, только для приличия: он легко перешагивал через две ступеньки и, дойдя до последнего этажа, остановился, поджидая Дмитрия, весь в воющем ветре, в промозглой полумгле. Дмитрий случайно перехватил взгляд его расширенных глаз. Они не бегали больше. Они остановились. Остановились на нем. И остановившееся их выражение остановило Дмитрия на предпоследней ступеньке… «Бежать, бежать отсюда!» Мгновенно вспомнились «фантастические» рассказы о том, как людоеды заманивают свои жертвы. «Бежать, пока не поздно»… Но упрямое и нелепое противоречие интуиции, тому, что надо, что необходимо что-то предпринять, не размышляя ни секунды, – это надчувство, идущее больше от ума и губящее многих, – удержало его: «Посмотрю, что будет. Главное – быть начеку, – в этом чеку мне, кажется, нельзя отказать, как и в трусости».
– Подождите меня здесь, – сказал ему боярин и постучал в дверь комнаты в двух шагах от лестницы.
– Хтой-то? – спросили из-за двери.
– Я. С живым…
«Что это? – подумал Дмитрий. – Пароль или мой смертный приговор? Если речь идет обо мне, то он не ошибается. Я живой и настолько бодрый, что готов унести отсюда ноги. Ну, пора бежать»… Но ноги не слушались его, как в драматическом сне с ведьмами и всякими чудовищами. Он стоял, как загипнотизированный, глядя на дверь, и она почему-то долго не отворялась. Но вот она со скрипом чуть приоткрылась, показалась волосатая красная рука и такая же морда. Из комнаты пахнуло теплом и каким-то странным, тяжелым и приторным запахом. Вдруг сильным порывом ветра дверь открылась настежь, и в колеблющемся свете свечи Дмитрий увидел тоже колеблющиеся, висящие на веревке, как белье, огромные куски белого мяса. От одного куска свисала, словно привязанная, человеческая рука с длинными пальцами и четко синеющими венами… Оба людоеда бросились к Дмитрию. Он видел только протянувшиеся к нему волосатые руки и вылезающие из орбит глаза на больших красных харях. Прыгая через несколько ступеней, он уже бежал вниз, оглушенный топотом тяжелых ног и руганью.
– Не уйдешь, паршивец! – прошипело почти над ухом, и рука преследователя схватила за воротник пальто.
Дмитрий остановился и, резко выбросив обе руки назад, наугад схватил кисть людоеда и рванул, что было сил, через плечо. Пригибаться не нужно было – людоед был выше на несколько ступенек. Он растянулся на лестничной площадке. Перепрыгнуть через него было делом одной секунды, и съехать по перилам, как в школьные годы, ложась плашмя на поворотах, другой. На последнем пролете не в силах был удержаться, соскользнул, упал на пол, но сразу же вскочил и, шатаясь, вышел на улицу. Если бы за ним погнался другой, то уже не хватило бы сил уйти. Но опасность миновала. По переулку громыхал на ухабах легкий военный грузовик.
– Людоеды! – закричал Дмитрий почти в беспамятстве, показывая рукой на зловещий дом. Грузовик остановился как вкопанный, вскинув задними колесами и бортиком. Из кабины один боец вылез, другой выскочил, да еще подпрыгнул на снегу.
– Людоеды? Вот здорово! – воскликнул он восхищенно.
– Мы их чичас… – деловито сказал другой. Высокие и худые, один веселый, другой злой, вошли они в дом, и через несколько минут Дмитрий услышал два выстрела. Потом, видимо, для верности, еще один, и веселый вышел еще веселей, а злой – злей. Он нес полушубок, сердито бормоча:
– С паршивой овцы хоть шерсти клок.
– Хороший клок! – смеялся другой. – А я кусок хлеба нашел. Хочешь? – он протянул Дмитрию его узелок с хлебом.
– Спасибо, – поблагодарил Дмитрий. – Это мой хлеб. Я и забыл о нем.
– Твой – не твой, бери знай, коль дают. А хошь – сфотографируемся на фоне людоедов? И этих… окороков. Там бывших человек пять висит.
– Чичас, так я тебе и разрешил. Не знаешь, запрещено? – буркнул злой, снимая с себя шинель (на петлицах френча блеснули кубики лейтенанта) и влезая в полушубок.
– Откуда вы? – спросил Дмитрий.
– Да с трассы мы, – нехотя ответил веселый и помрачнел. – Вот, все дразнят нас: невоюющая армия. А будто мы виноваты? Наш генерал – орел. Это мы спасаем весь Ленинград через нашу Ладожскую трассу.
– Как он там поживает?
– Ктой-то? – не понял веселый.
– Да ваш генерал.
– А ничего, как подобает. С дочкой вместях воюет. Такая девка – весь фронт ее знает. Скромняга такая, и работящая, фельдшерица. А ты что это так близко к сердцу принимаешь? Даже вроде покраснел.
– Привет им передавайте. От Мити, скажите. Они знают.
– Хорошо. Ну, прощевай.
Грузовичок дал ближайшему сугробу «задки» и помчался к Садовой. Дмитрий нашел на дороге палку и, с узелком в руке, побрел домой, как старичок, с опущенной головой и дрожащими ногами.