Блог «Серп и молот» 2021–2022

Чего проще показать этому радисту-диверсанту выписку из Постановления ГКО, которым начальнику твоей спецслужбы дано право самому выносить наказание таким лицам и определен потолок наказания — 8 лет. Или 10 — неважно сколько. Но такой, чтобы не расстрел и не четвертак, что равно расстрелу, только растянутому на 25 лет. Почему не расстрел? Потому что вербуемый тебе ответит:

— Ага, щас! Я оттарабаню на тебя, а потом твое руководство пересмотрит свой приговор и меня шлепнут.

Понимаете, если в мирное время несудебные полномочия для оперативных подразделений, хоть в виде штрафа, дают большие возможности и необходимы в работе, то уж в военное время — подавно!

Поэтому, когда в 1938 году Берия распустил «тройки НКВД», он всё равно-оставил за чекистами возможность направлять дела в ОСО, только контроль за этими делами ужесточился. Берия оставил эту важную возможность использовать несудебные полномочия в оперативной работе. Дел-то рассматривало ОСО всего по тысяче с копейками в год, массовых операций уже не проводилось, другого смысла в существовании ОСО не было. Но 5 лет было мало для условий военного времени, по такой санкции большинство дел 58-ой были просто неподсудны Особому совещанию. Санкции за преступления в военное время перешагивали этот порог.

Берия не мог не воспользоваться возможностями, которые давал Государственный Комитет Обороны в этом плане. Отличие Постановлений ГКО от Постановлений ЦИК или ВС СССР были в том, что для вступления их в силу не требовалось опубликования. Декреты ЦИК 20-х годов, которым введен порядок вступления в силу Указов и Постановлений, не касался ГКО. Это был чрезвычайный орган военного времени. Поэтому ГКО мог издавать даже секретные постановления. А вот выписки из секретного документа могут быть секретными, если содержат секретную информацию и нескретными, если секретной информации не содержат. В секретном документе, к вашему сведению, не вся информация всегда секретная.

Поэтому ГКО мог издать такое Постановление:

«В связи с оперативной необходимостью в условиях военного времени предоставить Особому совещанию при наркоме НКВД СССР право применять к лицам, признаваемым общественно-опасными заключение в исправительно-трудовые лагеря на срок до 8 лет». (Или до 10 — неважно)

Больше вообще ничего могло не быть в этом Постановлении. Это мог быть его полный текст. И он мог быть только совершенно секретным. Почему, да потому что «в связи с оперативной необходимостью» — сразу становится понятным, что приговоры, вынесенные ОСО, касаются лиц, по которым у органов возникла оперативная необходимость, т. е. в отношении информаторов, агентуры.

И уже из этого Постановления нужна выписка Берии в ее несекретном виде: «…предоставить Особому совещанию при наркоме НКВД СССР право применять к лицам, признаваемым общественно-опасными заключение в исправительно-трудовые лагеря на срок до 8 лет», чтобы ее размножить и направить во все особые отделы. В этой выписке секретного ничего нет. И Калинину нужна такая же выписка на случай, если кто-то из осужденных обратится в Президиум ВС СССР с жалобой, что его ОСО неправомерно приговорило, а весь текст в Президиуме не нужен, не для чего информировать Верховный Совет, что Постановление ГКО издано для облегчения вербовок. И Прокурору СССР нужна эта выписка для надзора и прокурорам не надо знать, для каких целей издано Постановление.

Наверняка и Солженицыну особисты показали эту выписку, когда он стал их умолять не направлять его дело на рассмотрение в трибунал:

— Ладно, шкура, пожалеем тебя. В ОСО твое дело направим, а ты прямо сейчас пиши подписку, что будешь барабанить, как пионер-барабанщик в пионерском лагере, а кличка твоя, бздун, будет «Ветров».

— А ОСО меня к расстрелу не того…?

— Вот тебе выписка из Постановления ГКО — у ОСО максимум полномочий на 8 лет. Не ссы, гнида.

Конечно, это Постановление нужно было обязательно из архивного дела выдрать с корнем и вместо него вложить наспех сочиненную фальшивку дикого вида. Оставлять его нельзя было, в случае его рассекречивания и выставления на публику вся наша диссидентская шваль, осужденная во время войны и после нее Особым совещанием, оказалась бы в весьма в щекотливом положении, на подозрении в работе на органы в качестве агентов.

Но это, разумеется, только мои предположения. Факт же заключается в том, что во-первых, никакой необходимости Особому совещанию давать расстрельные права не было от слова совсем — с расстрелами трибуналы прекрасно справлялись. Во-вторых, все архивные документы, изображающие этот несудебный орган в кровавом виде, ни в какой экспертизе не нуждаются. Сами тексты этих «архивных» документов до предела глупы и бессмысленны. В-третьих, осужденный Особым совещанием «совесть нации» сам признался в том, что он был завербован. В-четвертых… Я не могу подобрать печатных слов, чтобы охарактеризовать тех наших левых историков, которые согласились с тем, что в СССР несудебные органы имели расстрельные полномочия, данные им вот такими документами, которые лежат в архивах об Особом совещании.