– Таня, Володя, кажется, забыл про меня, все разъехались, а я остался, – сказал Андрей Сергеевич и вдруг, не ожидая от себя, бесшумно заплакал.
– Как же ты доберёшься, бедный мой? Передали, что на улице уже минус двадцать семь! Там есть кто-то, кто смог бы тебе помочь?
– Нет, Таня, здесь никого нет, через пять минут мне нужно будет уйти, Институт закрывают, а я даже не знаю, что это за район и какие здесь улицы.
– Боже мой, – выдохнула в трубку Таня. – А как сейчас называется твой Институт?
– Я не знаю. Я не спросил у Володи. На нём нет таблички. Я не знаю.
– Я поняла! Попробую позвонить детям в Америку, может, Миша подскажет, как быть, или на крайний случай, в полицию, ты сможешь перезвонить мне минут через пять? Только обязательно.
– Хорошо, – сказал Андрей Сергеевич, – я перезвоню. Помни, что я любил тебя всю жизнь, с того самого первого дня, как только увидел твой античный профиль в фойе Горного института. Только не плачь!
Он повесил трубку и стал слушать тишину – не появятся ли шаги, несущие конец его ожиданиям. Женщина без возраста задерживалась, может быть, подводила губы, а может, услышала разговор и специально хотела дать этому чудаковатому старику ещё немного времени.
Через пять минут Андрей Сергеевич ещё раз набрал номер, на этот раз пальцы почти не дрожали и дозвониться получилось с первого раза.
– Андрей! – По голосу он сразу понял, что у Тани ничего не получилось. – У Миши не отвечает мобильный, и я не могу дозвониться в полицию, оказывается, номера 02 больше нет, есть другой, но для него нужно перевести телефон в какой-то режим. Я не понимаю, как это сделать. Я не понимаю… – Она зарыдала, громко, почти по-звериному, так, что Андрей сквозь наползающий страх предстоящего одиночества удивился, откуда столько сил осталось в её старой, давно одряхлевшей груди.
– Не переживай Таня, я сейчас спрошу дорогу у работницы и потихоньку дойду. Я дойду, слышишь.
Таня рыдала. Весь внутренний ужас, скопившийся за часы тревожного ожидания, и вырвавшийся наружу теперь, когда, кажется, стала ясна самая страшная развязка, уже впился в её горло, сбил дыхание, и она не могла чётко проговаривать слова и словно выкрикивала их, заикаясь.
И вдруг – остановилась, затихла и четко, ясно сказала:
– Андрей, как могло так получиться, что мы вдвоём, в нашей Москве, не можем вызволить тебя из твоего бывшего института?
Сверху раздались приближающиеся шаги, ещё не было видно даже ступней, а голос, опережая свою хозяйку, безапелляционно требовал Андрея Сергеевича покинуть помещение, ибо его нужно закрывать и ставить на охрану, а женщина без возраста и так безнадежно опаздывает.
– Таня, я люблю тебя! – прошептал в трубку Андрей Сергеевич.
– Я тоже люблю тебя Андрюша! – застонала на том конце всем телом прижавшаяся к стене, растрёпанная подслеповатая старуха.
Андрей Сергеевич отдал телефон, поблагодарил женщину без возраста и вышел в вестибюль. Уже здесь к горлу начинал подбираться колючий холод и сразу перехватило дыхание.
Женщина включила сигнализацию, они вышли на улицу, где мороз ещё сильнее ударил в глаза и нос, как бывает бьёт нечаянно съеденная целиком долька чеснока.
– Вы не подскажете, куда идти к метро? – спросил Андрей Сергеевич. Из его рта густо валил пар, оседающий на ресницах и мгновенно превращающийся в иней.
– До метро тут не дойдёшь, оно с другой стороны промзоны. Вот по этой дорожке, никуда не сворачивая, через два километра выйдете к станции. Электричкой до Савёловского вокзала минут двадцать. Но дорога скользкая, фонарей почти нет, и в конце придётся много переходить через пути, сказала она, измерив взглядом с трудом опиравшегося на трость старика. Казалось, в ней затеплилось сочувствие.
– Я бы тебя, дедуля, довела, но меня мужик ждет, последний шанс, понимаешь. Измоталась я одна, издёргалась. А с тобой не меньше часа будем идти, а то и все два. Ты держись меня, я постараюсь не торопиться, а там и фонари начнутся.
Удаляясь, она ещё несколько раз обернулась, последний раз задержала взгляд, словно извиняясь за что-то, но тут же ускорила шаг и через мгновение исчезла в морозных сумерках. Идти было тяжело, дорожку давно не очищали от наледи, ноги то и дело проскальзывали, и чтобы не упасть, приходилось двигаться очень медленно. Через несколько минут Андрей Сергеевич почувствовал настоящую силу холода – руки смертельно заледенели и почти не слушались, нос и щёки нещадно кололи невидимые иглы. Тело же при этом было покрыто липкой испариной, каждый шаг давался ему всё тяжелее. Внезапно, впереди он увидел лавочку. Посидеть всего пять минут и с новыми силами идти вперед. Да, обязательно хотя бы пять минут отдохнуть, решил он и аккуратно, стараясь в последний момент не потерять равновесия, опустился на промёрзшее дерево.