Близко к сердцу. Истории кардиохирурга

– Андрей Сергеевич, ну что вы в самом деле, ведь Институт – это вы, а вы – это Институт, – чеканил слова Володя. – Встретим вас на машине у подъезда, к подъезду и доставим. Все будут очень рады вас видеть. Тем более, это не просто так, – тут Филимоненко перешёл на торжественный шёпот, – директор номерным приказом выписывает вам «особое» приглашение!

– Володя, я не был в Институте двадцать лет, меня там никто не помнит, – сопротивлялся Андрей Сергеевич. – К тому же мне идёт девятый десяток, это всё очень тяжело.

– Ну что вы, Андрей Сергеевич, бросьте! Обещали быть и Смирнов, и Трейман, а они тоже далеко не юноши, – Володя громко засмеялся. – Всё будет в лучшем виде.

Андрею Сергеевичу было тяжело спорить с молодым, напористым Филимоненко, к тому же, что скрывать, оказалось неожиданно приятно, что про него наконец вспомнили и пригласили. «Соглашусь, чтобы он отстал, а накануне скажу, что приболел и не поеду», – решил Андрей Сергеевич.

– Вот видишь, учитель, я знал, что есть у тебя ещё порох в пороховницах, – ликовал Филимоненко.

Когда он позвонил в воскресенье, Андрей Сергеевич подтвердил поездку, решив, что откажется завтра утром. Вдруг, ему захотелось ещё несколько часов ощущать то давно забытое чувство последнего вечера перед командировкой, когда рубашки наглажены и аккуратно уложены в чемодан заботливой Таниной рукой, и ты входишь в ночь слегка возбуждённый предвкушением полёта, новых встреч в аэропорту, общения с коллегами, бурных обсуждений и аплодисментов после доклада.

Вечером Таня достала старый костюм, теперь он стал ему велик на два размера, но ещё неплохо сидел. Потом он ютился на старом табурете и под ноги падали не белые, а какие-то выцветшие, серые волосы. Странно, приходит время, когда волосы уже не могут дальше седеть, и тогда они сереют, – думал Андрей Сергеевич. Таня старалась стричь аккуратно, но глаза почти не видели, и она тратила слишком много сил. Руки начинали дрожать все сильнее, тогда она садилась рядом с ним и отдыхала.

– Может, всё-таки не поедешь, – спросила она. – Ведь ты десять лет никуда не выезжал. Там совсем другая жизнь, за это время многое изменилось. – И, немного помолчав, добавила: «Мы ведь даже не узнаём улиц по телевизору. Город стал совсем другим».

– Наверное, утром я всё-таки откажусь, – ответил Андрей Сергеевич.

И вот теперь он, одетый, уже два часа сидел в холле около телефона.

– Андрей Сергеевич, какой номер вашей квартиры? Через полчаса я подъеду и сразу же поднимусь, – кричал в трубку Филимоненко. – Одевайтесь потеплее, сегодня на улице минус двадцать, хоть до машины пару шагов, а всё равно можно простудиться.

– Хорошо, Володя, я жду, – сказал Андрей Сергеевич. – Квартира двадцать семь. – Будто тяжёлый камень упал с души.

– Я буду очень сильно волноваться за тебя, – сказала Таня. – В верхнем кармане пиджака лежит записка с номером нашего телефона, вдруг ты забудешь. И прошу тебя, ни в коем случае не пей!

Он грустно улыбнулся.

– Ты же знаешь, мы с тобой давно не можем себе позволить даже глоток вина.

Андрей Сергеевич поднялся и теперь стоял, облокотившись на резную деревянную трость – один из последних подарков сослуживцев, который полагалось использовать лишь по значительным поводам.

– А помнишь, как мы тогда перебрали портвейна, ночью на пляже, кажется это было в Гаграх? До утра не могли найти хибару, в которой снимали угол. И как укоризненно на нас смотрела хозяйка, а потом всё-таки сжалилась и налила нам по стакану холодного Саперави. Какой это был год? Пятьдесят шестой?

– Мне иногда кажется, что это были не мы, – после долгого молчания ответила Таня. – И это была не наша жизнь, ведь не может твоя жизнь быть настолько далеко от тебя. Люди, которые жили той жизнью и почему-то были похожи на нас, делали совершенно непозволительные вещи. Вспомни, они бегали. Ты можешь себе представить, как это, бегать? А плавать? А курить эти дрянные сигареты без фильтра одну за одной? Я иногда думаю, что это были всего лишь наши сны, иллюзии. А мы с тобой всегда жили в этой просыревшей двушке, смотрели телевизор и почти не выходили на улицу.

В дверь позвонили. Андрей Сергеевич долго возился с замком, и когда, наконец, открыл, в квартиру вместе с холодом и паром ввалился розовощёкий Володя Филимоненко. Андрей Сергеевич помнил его худощавым юношей, теперь же это был солидный мужчина «за пятьдесят» в дорогой дублёнке и высокой норковой шапке.

Они обнялись. Володя шагнул к Тане, чтобы поприветствовать, и она стеснительно отставила в сторону ходунки, слегка покачнувшись, сделала шаг навстречу, подавая руку.

– Тётя Таня, забираю вашего великого супруга, верну светило науки в целости и сохранности!

– Вы уж постарайтесь недолго, ему будет тяжело провести весь день на ногах. В правом кармане пиджака лежат таблетки, их важно принимать по часам, иначе может вырасти сахар, напомните ему пожалуйста, Володя! – продолжала беспокоиться Таня. У нее появилось странное щемящее чувство, что они с Андреем больше не увидятся.