Блек. Маркиза д'Эскоман

— А разве вы не помогли мне в обстоятельствах куда более щекотливых? Вы одолжили мне пятьдесят луидоров, когда они были у вас, а теперь я одалживаю вам двести, поскольку они у меня есть. Да и с каких это пор среди дворян величина услуги стала измеряться цифрами?

— Но каким образом вы оказались у нас так кстати, шевалье? — спросила г-жа д’Эскоман, которая никак не могла объяснить себе ни причины появления г-на де Монгла, ни источника его богатства, казалось сменившего общеизвестную бедность старого прожигателя жизни. — Так Луи знал, что вы сейчас в Париже?

— Госпожа маркиза, даже романистам никогда не сочинить того, что вытворяет случай, когда дело касается неожиданностей. Я шел с визитом к… одному из наших общих друзей. Среди бела дня этот самый друг давал бал, и его лакеи под предлогом, что у меня нет пригласительного билета, хотели просто-напросто выставить шевалье де Монгла за дверь!.. Черт возьми! — продолжал старый дворянин, отдавшись внезапно возникшей у него мысли, — Я никогда не представлял себе, что нужно иметь пригласительный билет, чтобы попасть туда, словно к королю!..

Луи де Фонтаньё бросил умоляющий взгляд на своего старого друга.

— Фонтаньё вышел в ту самую минуту, когда я отбивался от этих негодяев. Он пришел мне на помощь, и, разговаривая с ним, я рассматривал его лицо, обеспокоившее меня. Вы же прекрасно знаете, милейшая сударыня, что наш друг не из тех, кто умеет скрывать свои чувства…

Эмма вздохнула.

— Я тут же учуял, как гончая чует оленя на лежке, что пахнет какими-то заботами; мое сердце давно уже иссохло, и я на самом деле хотел его чем-то освежить; я отказался от мысли наказать лакеев за их опрометчивые действия и решил проводить Фонтаньё. Он не хотел доверить мне своей тайны, но я был уверен, что, придя сюда, сам догадаюсь о ней и к тому же получу удовольствие от возможности возложить к вашим стопам мое почтение, прекрасная сударыня.

— Но знаете ли вы, господин шевалье, — с некоторым смущением сказала Эмма, — что мы долго не сможем возвратить вам сумму, которую вы столь любезно предоставили нам?

— Тем лучше, маркиза! Игорный стол отдохнет подольше. Впрочем, не беспокойтесь о последствиях, какие эта ссуда может иметь для меня. Скоро я буду богат.

— Значит, вы получили наследство? — с любопытством спросил Луи де Фонтаньё.

— Я? Напротив! Те четыре тысячи франков, что я одолжил вам, дорогой друг, это ровно половина денег, оставшихся у меня после того как Провидение приохотило моего последнего дядю к моим кладовым.

— Ах, Боже мой! — воскликнула Эмма в отчаянии оттого, что она предоставила г-ну де Монгла возможность проявить свою дружескую щедрость.

— Я сейчас рассею все ваши сомнения, избрав вас своей наперсницей, если только вы соблаговолите мне это позволить, маркиза. Я прибыл в Париж с целью жениться, — с полнейшим простодушием сообщил шевалье и расправил свой галстук движением, сохранившимся у него еще со времен Директории.

— Вы? Жениться? — всплеснув руками, воскликнул Луи де Фонтаньё.

— По правде говоря, вы невежливы, мой дорогой. Да, в самом деле жениться! Нужно же когда-нибудь с этим покончить. На протяжении двадцати лет из года в год я все откладываю прощание со своей холостяцкой жизнью. Ждать более нет разумных оснований, и вот, клянусь, вы видите, что я уже с этим смирился.

Последние свои слова г-н де Монгла сопроводил глубоким вздохом.

— И на ком же вы женитесь, шевалье?

— Черт возьми! Да не торопите же событий, мой юный друг, погодите! Я сам жду. Как только я узнаю имя будущей госпожи де Монгла, я тут же вам сообщу. С завтрашнего же дня я намерен приступить к поискам и поскольку, ввиду того, что времена нынче суровые, расположен сделать кое-какие уступки по части происхождения невесты, так как мещанская публика, окружающая новую королевскую власть, изрядно алчет титулов, а я обнаружил в своих архивах покоробившуюся грамоту, дающую мне право именоваться графом, то у меня нет сомнений, что в самом ближайшем будущем можно будет представить графиню госпоже маркизе, если только она соблаговолит мне это позволить.

Шевалье говорил так серьезно, что невозможно было сомневаться в правдивости его слов. Проницательность старого дворянина быстро позволила ему обнаружить и грусть Эммы, и смущение, которое испытывал Луи де Фонтаньё, находясь в присутствии свидетеля его прежней бурной страсти, когда стало очевидно, что он так плохо сдержал свои клятвы; гневные взгляды, которые Сюзанна время от времени бросала на молодого человека, помогли ему окончательно разобраться в сложившемся положении; но, обладая тактом и деликатностью светского человека, он воздержался от того, чтобы делать малейшие намеки или вызывать кого-нибудь на откровенность; своей общительностью и веселостью он старался развеять печаль своих друзей.

Шевалье пожелал, чтобы его встреча с ними стала праздником; он проявил при этом такую настойчивость, что Эмма, не зная, как отказать в столь малой милости человеку, оказавшему им столь большую услугу, решила принять приглашение на ужин, который он вознамерился дать в их честь в тот же день.