Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

В богатейших США и Великобритании человеческие потери от испанского гриппа составили около 0,5 % от общей численности населения. Методом экстраполяции на Китай показателей смертности, объективно зафиксированных в других беднейших странах, за вычетом Индии, пострадавшей от гриппа беспрецедентно сильно (смертность там была в десятки раз выше, чем в развитых странах), Паттерсон и Пайл получили оценку китайских потерь в диапазоне от 4 до 9,5 млн жизней. Однако они не располагали данными, полученными непосредственно из Китая, поскольку в период междоусобиц там вовсе не велось централизованного сбора данных, а миссионерам, выезжавшим в спасательные экспедиции на места, было не до систематического сбора статистических данных. Единственными частями страны, где велся хоть какой-то статистический учет заболеваемости и смертности, были территории, оккупированные иностранцами, и в 1998 году японский историк эпидемиологии Ватару Иидзима дал собственную оценку смертности по Китаю в целом методом экстраполяции достоверных данных по британскому Гонконгу и японской южной Маньчжурии. Со всяческими оговорками и поправками, по его версии, грипп унес жизни «всего лишь» миллиона китайцев[287].

Однако и оценка Иидзимы выглядит небезупречной. Начнем с того, что японский ученый исходил из факта, что грипп проник в Китай извне через морские порты, а неразвитость путей сообщения не позволила ему проникнуть в глубь страны. Ну и как эта гипотеза сочетается с тем фактом, что Тайюань, главный город самой что ни на есть «глубинной» провинции Шаньси, был в 1918 году связан с Пекином железной дорогой? Тем более что чуть ли не легенды ходят о том, что именно на Шаньси эпидемия гриппа обрушилась с особой лютостью. В 1919 году Перси Ватсон, живой свидетель того, что происходило в Шаньси во время тех гибельных эпидемий, описывал происходившее во время трехнедельного пика заболеваемости в октябре 1918 года как одну «из самых смертоносных эпидемий, описанных в медицинской литературе, за минувший год»[288]. И англоязычная шанхайская газета North China Herald 2 ноября 1918 года сообщала по поводу той же октябрьской волны о тысячах трупов на улицах города Тайгу провинции Шаньси. О подобных же явлениях сообщалось и в отчетах, поступивших в те дни в Пекин по линии китайского почтового ведомства из расположенных к востоку и западу от Шаньси двух соседних провинций – Хэбэй и Шэньси (из-за созвучности названий Шаньси и Шэньси часто путают или принимают за одну и ту же провинцию). В Хэбэе грипп, согласно отчету, выкосил больше почтальонов и служащих почтовых контор, чем легочная чума зимы 1917/18 года. Таким образом, представляется по меньшей вере весьма вероятным, что грипп в Китае в 1918 и 1919 годах распространялся по той же схеме, что и в других странах мира, – щадящая весенняя волна, жесточайшая осенняя и, возможно, рецидивная в начале 1919 года. В таком случае оценка Паттерсона и Пайла, вероятно, ближе к истине, нежели более скромные по числу жертв иные оценки.

В 1998 году по случаю восьмидесятилетия пандемии австралийский историк и географ Найэлл Джонсон и немецкий историк гриппа Юрген Мюллер решили поднять планку глобальной оценки числа жертв еще выше. По их соображениям все предыдущие оценки заболеваемости и смертности представляли собою лишь верхушку айсберга, а основная масса случаев так и оставалась скрытой под водой и неучтенной, причем в отношении сельского населения и этнических меньшинств подобный недоучет носил настолько систематический характер, что они усмотрели все основания полагать, что некоторые из таких популяций – особенно исторически изолированные от внешнего мира – понесли тяжелейшие потери, остававшиеся доселе неучтенными. К тому времени в одной только Индии число умерших от испанского гриппа оценивалось уже на уровне 18 млн жертв – втрое больше, чем полагали в 1919 году британские власти Индии, – и одно это делало цифру Джордана в 21,6 млн «смехотворно низкой» по выражению Джонсона и Мюллера, которые, дабы впредь никому не было смешно, оценили реальное число жертв в 50 млн, из которых 30 млн приходится на Азию. Однако, особо подчеркнули они, «даже эта огромная цифра может оказаться существенно заниженной, вплоть до того, что реальная смертность могла быть и вдвое выше»[289].

Если же удвоить их «консервативную» оценку, то мы получим 100 (сто) миллионов жертв – число столь пугающе громадно-круглое, что за ним окончательно теряются живые человеческие страдания, ускользают из поля зрения, поскольку тут и взгляду-то не за что зацепиться. Воображение отказывается представлять всю сумму горя, привезенного человечеству этим поездом из единички с восемью нулями. А раз так, то нам остается лишь сравнить его с другими поездами из нулей – а именно с количеством жертв Первой и Второй мировой войн – и, сведя задачу к сугубо арифметической, вынести вердикт: пандемия 1918–1919 годов стала величайшей демографической катастрофой XX столетия, а возможно, и всех времен.