Пост заведующего бактериологической станцией унаследовал его ученик Стефанский, а сам Бардах занялся частной практикой. Власти, однако, никоим образом не могли воспрепятствовать дальнейшему росту его репутации. Теперь Бардах лечил пациентов Еврейской больницы[204] и вел амбулаторный прием у себя на дому. Сам Яков Бардах был сыном скромных филолога-гебраиста и учительницы, а вот его жена Генриетта была дочерью банкира, и нескончаемый поток гостей они принимали за самоваром в богато обставленной, обшитой дубом столовой собственного особняка на улице Льва Толстого. И столько народу прибывало отовсюду на Одесский железнодорожный вокзал с вопросом, где им найти знаменитого доктора Бардаха, что все извозчики выучили его адрес назубок. А еще он читал первый в России курс бактериологии в местном университете и прививал одесситам вкус к научно-популярным лекциям в своем неподражаемом исполнении. Переполненные аудитории с живым интересом внимали его рассказам о происхождении чумы и открытиях Пастера и частенько засиживались там как приклеенные до полуночи. К 1918 году Бардах сделался безоговорочно популярнейшим врачом Юга России, да и в западных столицах его имя упоминалось с исключительным уважением.
После майского всплеска «испанки» в июне и июле заболеваемость упала. Тем летом одесситы жили в полном соответствии с девизом
Гламурно-романтические иллюзии были 31 августа разрушены до основания серией мощных взрывов на складах боеприпасов в промышленном районе Бугаевка на западной окраине города. Предположительно, это была диверсия белогвардейцев, не желавших, чтобы хранившиеся там артиллерийские снаряды достались немцам и австрийцам[207]. Взрывами было разрушено большинство строений на полосе шириною около 7 км, включая зерновые склады, сахарный завод и сотни жилых домов. Агентство Рейтер сообщило об «ограниченном» числе жертв[208], однако многие тысячи людей остались тогда без пищи и крова, а уже в первых числах сентября в Еврейскую больницу начали поступать, а вскоре и хлынули потоком заболевшие вернувшейся в Одессу «испанкой».
Но теперь дело одной «испанкой» не ограничивалось, поскольку осенняя волна гриппа наложилась на завезенную в августе австрийским военным транспортом холеру и бушевавший по всей стране тиф. Немецким и австрийским оккупантам дела до решения проблем со здоровьем одесситов было не больше, чем до обуздания разгула уличной преступности. Задача перед ними стояла одна-единственная: реквизировать зерновые запасы региона и отправить их на родину в помощь голодающим соотечественникам, и следили они лишь за обеспечением минимальной безопасности этой спецоперации. В результате город, столь поднаторевший, казалось бы, в искусстве карантинных мероприятий и отслеживавший грипп с мая месяца, встретил в сентябре «испанку» без какой бы то ни было стратегии сдерживания эпидемии. Кафе и театры продолжали работать как ни в чем не бывало, собирая полные залы пришедшей туда хоть ненадолго отвлечься или забыться публики, а бандиты Япончика тем временем беспрепятственно обносили их дома (впрочем, они зачастую делали это и прямо при хозяевах).