Другой подход к сдерживанию распространения инфекционного заболевания, угрожающего повальной эпидемией – принудительная изоляция больных или лиц с подозрением на болезнь по месту их постоянного проживания. В принципе, такой вариант работает, но слишком уж дорого обходится надзор за соблюдением гражданами режима самоизоляции. Гораздо эффективнее с организационной точки зрения собрать всех изолируемых в специально отведенном и надежно охраняемом месте и продержать их там до гарантированного окончания контагиозной фазы заболевания. Считается, что карантин изобрели в XV столетии венецианцы, которые обязали прибывающие из Леванта купеческие суда стоять на рейде вдали от берега сорок дней, прежде чем прибывшим дозволялось высадиться на берег, отсюда и название
До появления поездов и самолетов большинство путешественников из дальних стран прибывали морем; соответственно, морские порты были наиболее вероятными пунктами проникновения болезней в страну. Припортовые карантинные лазареты обычно располагались либо где-нибудь на отшибе, за доками, либо на прибрежных островах и зачастую напоминали тюремные бараки как своей архитектурой, так и методами обращения с содержащимся в них «контингентом», однако к началу XIX столетия предприимчивые коммерсанты усмотрели в них заманчивый рынок сбыта и в некоторых торгово-портовых городах, сторговавшись с местными властями, подогнали к лазаретам рестораны, казино и прочие культурно-досуговые прелести (все, разумеется, за тройную цену, благодаря чему сегодня многие бывшие лазареты превратились в пятизвездочные отели, так что можно аргументированно утверждать, что в жизни портовых городов за два века мало что изменилось). К XX столетию проблема сдерживания заболеваний заметно усложнилась. Инфекции стали прибывать не только морем, а счет населения крупнейших городов пошел на многие миллионы жителей, которые не просто не были друг с другом знакомы за пределами узких кругов общения, но зачастую были разделены еще и языковыми, расово-этническими, религиозными и/или межклассовыми барьерами до степени полной невозможности всеобщего взаимопонимания по каким бы то ни было вопросам в масштабах мегаполиса. В современных мегаполисах противоэпидемические меры можно было только насаждать – централизованно и сверху донизу. Чтобы дело сдвинулось с мертвой точки, властям требовались три вещи: способность своевременно выявлять новые случаи, вспышки и очаги, а через них – каналы и пути распространения инфекции; понимание механизма переноса или передачи инфекции (водный? воздушно-капельный? через насекомых?) и эффективных средств блокировки этого механизма; ну и, наконец, действенные средства обеспечения соблюдения принимаемых мер на местах.
При соблюдении всех трех вышеназванных условий (о том, что именно понимается под их «соблюдением», мы детально поговорим в следующих разделах) сдерживание бывает крайне эффективным. К сожалению, подобное тройное попадание в цель и в наши дни большая редкость, а в послевоенном мире столетней давности хотя бы один из трех компонентов отсутствовал практически повсеместно, что делало все усилия властей малоэффективными. Во время пандемии гриппа 1918 года в разных уголках мира наблюдались все мыслимые вариации сочетаний выполнения/невыполнения трех этих базовых условий. Далее мы подробно исследуем лишь два наиболее характерных примера борьбы с эпидемией гриппа в условиях больших городов – Нью-Йорка и персидского Мешхеда. В обоих городах никакой системы учета заболеваемости гриппом на начало пандемии не существовало, но на этом все сходства и заканчиваются. Хотя на то, как оба города встретили и перенесли грипп, помимо усилий властей по сдерживанию эпидемии оказали влияние и многие другие факторы, контраст ее последствий для двух городов был столь разителен, что статистика говорит сама за себя: в Мешхеде уровень смертности от гриппа превысил нью-йоркский даже не в разы, а как минимум на порядок.