Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

Читая в предыдущих главах описания симптомов испанского гриппа, вы, возможно, ловили себя на том, что они вызывают у вас физическое отвращение. Ученые долгое время считали брезгливость чисто человеческим чувством, однако в последнее время они пришли к выводу, что она присуща всем представителям царства животных и является одним из базовых инстинктивных механизмов выживания[142]. Мы сторонимся всего, что нам отвратительно, оказывается, что подобные реакции избегания источников опасности заражения наблюдаются у множества видов животных. Карибский колючий лангуст (Panulirus argus) – ракообразное весьма общительное[143], но инфицированной смертельным вирусом особи ни один здоровый лангуст компанию под одним камнем не составит. Стаи шимпанзе в джунглях держатся друг от друга подальше не только во избежание драк за территорию, но, вероятно, и из санитарно-гигиенических соображений, а за барсуками в неволе было замечено, что заболевшая особь, вероятно, предвидя реакцию отторжения сородичами, забивается в свою нору и баррикадирует вход в нее изнутри, засыпав грунтом.

Именно природная брезгливость (в самом примитивном понимании этого слова), вероятно, побуждает животных избавляться от трупов сородичей и делать это самым что ни на есть гигиеничным образом. Рабочие пчелы бдительно следят за тем, чтобы в улье не оставалось мертвых особей, незамедлительно выволакивая их наружу; и слоны в жизни не пройдут мимо павшего сородича, не забросав труп ветвями и землей. Натуралистка Синтия Мосс[144], много лет наблюдавшая за африканскими слонами, рассказывает историю о том, как однажды после санитарного отстрела больных особей в угандийском заповеднике егеря собрали отрубленные уши и ноги животных с целью продать местным ремесленникам в качестве сырья для выделки кожи для сумочек и зонтичных стоек. Так следующей же ночью сарай, где все это было складировано, был разгромлен внезапно нагрянувшими слонами, которые утащили и должным образом погребли уши и ноги своих сородичей[145]. Сегодня среди ученых сложился полный консенсус относительно того, что обычай в обязательном порядке погребать мертвецов сложился у людей повсеместно с переходом к оседлому образу жизни. До этого кочевые охотники и собиратели бросали останки единоплеменников разлагаться под воздействием стихий, поскольку оставшиеся в живых двигались дальше.

Вероятно, кочевые племена подобно стаям шимпанзе тысячелетиями избегали встреч друг с другом во избежание перекрестного заражения неведомыми болезнями, но с переходом к оседлости каждой родоплеменной общине приходилось что-то придумывать для того, чтобы оградиться от инфекции. Словосочетание «санитарный кордон» звучит устрашающе, но ограждение им зараженной территории с запретом кому-либо выходить из-за кордона (часто под угрозой казни нарушителей на месте) было пусть и средневеково-жестокой, но действенной мерой локализации очагов заразы. В XVII веке жители английского селения Им в графстве Дербишир сами себя оградили кордоном, как только поняли, что у них разразилась чума. Ко дню снятия кордона скончалась половина селян, но зараза за пределы Има не вышла. В XVIII столетии Габсбурги поставили кордон по Дунаю до самых Балкан, оградив западную часть Европы от проникновения инфекции с востока. Там все было всерьез – со смотровыми вышками, контрольно-пропускными пунктами и вооруженными патрулями из местных крестьян, которые препровождали любых чужаков и местных с малейшим подозрением на инфекцию на карантинные станции, специально построенные по этому случаю вдоль всего кордона. В XX веке санитарные кордоны вроде бы вышли из моды, однако в 2014 году о старой доброй традиции вспомнили по случаю эпидемии лихорадки Эбола на западе экваториальной Африки, и три затронутые ею страны совместными усилиями наглухо изолировали пораженный регион на стыке их границ в надежде не выпустить инфекцию за его пределы.