Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

Ватсону с помощниками все-таки удалось с превеликими предосторожностями взять несколько проб мокроты и легочных тканей жертв болезни с помощью аспирационных шприцев. Выдвигаясь с помощниками вверх по склону в противочумных комбинезонах, масках и очках, Ватсон испытывал некоторые сомнения: «Боюсь, что своим видом мы едва ли развеивали веру китайцев в демонов и призраков». Заполучив образцы, медики ретировались, уступив место санитарно-погребальной бригаде, также в защитных масках и костюмах, но уже не с врачебными саквояжами, а с железными баграми для волочения трупов к месту кремации. Ни в одной из добытых столь экзотическим способом проб доктор, тщательно изучив их все под микроскопом, чумной палочки не обнаружил, а вот следы эдемы (отека), характерные для пневмонии вследствие испанского гриппа, в заборах легочной ткани просматривались вполне отчетливо.

К 25 января «новая» эпидемия закончилась, причем две трети ее жертв скончались еще до прибытия Ватсона. Янь Сишань отблагодарил его передачей американской больнице участка земли в Фэньчжоу, на котором она находилась, в безвозмездное пользование, а двух его китайских помощников, участвовавших в опасной экспедиции, наградил орденами за заслуги в борьбе с эпидемией. Губернатор восхищался американскими миссионерами, и те платили ему взаимностью. «Широтой интересов, прямотой и мощью личности он чем-то напоминает Теодора Рузвельта», – изливал лесть в адрес Янь Сишаня один из членов американской миссии в Фэньчжоу[119]. Впоследствии провинцию будут захлестывать и другие эпидемии, и со временем Ватсон начнет оценивать успехи губернатора на ниве модернизации провинции по собственной мерке: сколько деревень самоорганизовались и ввели у себя карантин при первых признаках новой вспышки? Деталей он нам в своих мемуарах не оставил, но результатами был явно доволен. К 1930-м годам Шаньси считалась образцово-показательной провинцией, а Янь Сишань – идеальным губернатором.

Глава 3 Божья кара?

«В Бангкоке, – писал британский журналист Ричард Коллиер, – врач Британского посольства Т. Хейвард Хейз с оторопью наблюдал, как чахнут, засыхают и погибают любовно взращенные им розовые кусты». В португальском горном селении Параньюш-да-Бейра случилось невиданное нашествие сов, которые в этой местности никогда раньше не водились, так что местным жителям ни покоя, ни сна не стало по ночам от уханья и хриплого клекота этих ночных пернатых хищников, рассевшихся по всем подоконникам. А в Монреале тем временем всеми уважаемый знахарь-целитель предсказал страшный мор после того, как небо среди бела дня почернело, но грозой не разразилось[120].

Страх порождает излишнюю бдительность, быстро перерастающую в мнительность. Люди начинают замечать всякие мелочи, на которые в обычном состоянии не обратили бы ни малейшего внимания, и усматривать в них зловещие предзнаменования; придавать гипертрофированное значение плохим ассоциациям и игнорировать хорошие; припоминать всякие недобрые пророчества, на которые раньше не обращали внимания, считая их абсурдными. Средневековые хроники повествуют о том, что «Черному мору», обрушившемуся на Европу в конце 1340-х, предшествовали целые месяцы самых диковинных напастей и дурных предзнаменований: небывалые тучи саранчи; страшные грозы со «сказочно крупным» градом; ливни из воды вперемешку с лягушками, змеями и ящерицами… Все эти ужасы призваны были свидетельствовать о сгущающейся атмосфере неминуемо надвигающейся злейшей беды – чумы[121]. Все эти грозные предзнаменования, следует отметить, вполне укладывались в рамки господствовавшего в Средневековье представления о миазмах или гиблом воздухе как источнике болезни. К 1918 году микробная теория вроде бы вытеснила теорию миазмов, однако представления Галена никуда не делись, а просто затаились в темных подвалах человеческого сознания, и с наступлением нового мора воскресли и расцвели пышным цветом.