Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

К 1990-м годам все еще оставалось множество открытых вопросов по поводу пандемии испанского гриппа. Более диковинной и страшной пандемии гриппа не только на памяти человечества не случалось, но и в летописях зафиксировано не было. Прежде всего, она была беспрецедентной по доле летальных исходов. Хотя, вроде бы основная масса заболевших отделывалась типичными симптомами сезонного гриппа, гибло в итоге не менее 2,5 % из них при типичном показателе летальности гриппа не выше 0,1 % (то есть по летальности «испанка» опережала другие пандемии гриппа в десятки раз). Будучи тяжелым и коварным сам по себе, испанский грипп бы сопряжен еще и с повышенным риском осложнения пневмонией, которая, собственно, чаще всего и становилась конечной причиной летального исхода. И кривая смертности во время той пандемии была «трехгорбой», а не «одногорбой», как при обычном гриппе, и взрослые в возрасте 20–40 лет почему-то оказались в числе наиболее уязвимых категорий населения наряду со стариками и малыми детьми. При этом три волны той пандемии представали настолько отличными одна от другой (первую часто принимали за обычный сезонный грипп, вторую – за легочную чуму, а на третью после свирепейшей второй и вовсе особого внимания не обращали, хотя она была потяжелее первой), что люди сильно сомневались, что это одно и то же заболевание. При этом у предыдущих пандемий обычно уходило три года на то, чтобы обойти весь земной шар, а этой хватило и двух с половиной лет, чтобы его вконец заездить. Ну и наконец было совершенно неясно, откуда она пошла гулять по миру – то ли из Франции, то ли из Китая, то ли из США, – сплошные догадки.

Некое подобие единодушия имелось лишь относительно зоонозного происхождения гриппа. Вирус испанского гриппа предположительно передался людям от птиц. Дикие водоплавающие считались естественным резервуаром гриппа A с 1970-х годов, когда американский ветеринар-вирусолог Ричард Слемонс обнаружил вирус у диких уток[312]. Его открытие побудило ученых обследовать популяции водоплавающих пернатых, и теперь мы знаем, что они наводнены разнообразнейшими вирусами гриппа, причем обитает вирус у них не в дыхательных путях, как у человека, а в пищеварительном тракте, и переносят они его, как правило, бессимптомно. С птичьим пометом вирус попадает в стоячую пресную воду среды обитания, оттуда передается другим популяциям птиц, а в результате такого массового перекрестного заражения в птичьих организмах регулярно встречаются самые разнообразные сочетания штаммов вируса гриппа, которые обмениваются генами и антигенами и плодят новые штаммы. Самыми эффективными инкубаторами гриппа являются дикие утки. Вскоре после открытия Слемонса французский вирусолог Клод Аннун обследовал популяции пяти видов перелетных уток, встречающихся в эстуарии Соммы, и обнаружил, что среди них гуляет около сотни штаммов вируса гриппа. У многих особей было найдено по нескольку штаммов, а у некоторых и ранее неизвестные науке гибридные подтипы. Образно говоря, Аннун поймал грипп за руку на месте преступного эволюционирования[313].

В 1990-х годах, однако, никто даже не подозревал, что птичий грипп может передаваться человеку, не говоря уже об исходящей от водоплавающих угрозе пандемий. Рецепторы клеток слизистой оболочки дыхательных путей человека слишком сильно отличаются от рецепторов утиного кишечника, а потому возобладала идея, что грипп передается от птиц человеку через промежуточного хозяина, где вирус приспосабливается к рецепторам переходного типа. Кастинг на роль промежуточного хозяина успешно прошли свиньи, поскольку рецепторы клеток их дыхательных путей восприимчивы как к птичьему, так и к человеческому гриппу, что делает свиной организм идеальной «лабораторной» средой для генерирования природой новых штаммов гриппа, представляющих инфекционную угрозу для человечества.

Следуя этой логике, Джон Оксфорд, будучи автором гипотезы о французском происхождении испанского гриппа, сразу же обратил внимание на то, что от Этапля до эстуария Соммы всего-то пятьдесят километров, устьевый залив этот служит перевалочной базой на пути из Арктики в Африку для перелетных водоплавающих птиц многих видов, а при лагере в Этапле имелась собственная подсобная свиноферма. Заготовители провианта закупали живую домашнюю птицу, включая уток, для нужд лагеря по окрестным деревням, и часть домашних уток вполне могла заразиться от диких перелетных сородичей, плавая вперемешку с ними в заливе. (Просто для сравнения: от сельского округа Хаскелл в Канзасе, гипотетической родины пандемии на территории США, до ближайших водно-болотных угодий 200 км, от Тайюаня, столицы Шаньси, – и вовсе 500 км, и находятся они в другой провинции.) Лишь в 1997 году вирусологи всего мира переполошились, когда из Гонконга сообщили о смерти мальчика от гриппа подтипа H5N1, который считался чисто птичьим и не передающимся человеку. Пришлось задаться вопросом: а не могло ли подобного случится и в 1918 году?