А теплоход был чист, аккуратен… Построили его на Волге, в неведомом мне городе Навашине, там же, где и «Кубатлы», только на шесть лет позже. Четырехметровая осадка позволяла теплоходу ходить и по морю и по рекам. Делал он это довольно успешно: кают-компания пестрела почетными грамотами и переходящими вымпелами. Тем не менее, несмотря на очевидное благополучие (а может быть, для того, чтобы оно именно таким и было), стармех и здесь не вылезал из машинного отделения. Был он на диво молод. Его даже за глаза никто «дедом» не величал. Какой же это «дед», когда только двадцать семь стукнуло!
Стармех наглядно демонстрировал правоту Валеры Евстифеева: в Арктике выдвинуться можно быстрее.
На третьи сутки меня стала одолевать простуда. Судового врача это явно обрадовало. Он, точнее, она не была обременена пациентами. Полагаю, что я вообще был первым. Врач явился во всеоружии пяти курсов мединститута и немедля прописал мне постельный режим и кучу лекарств, в том числе мед, извлеченный для этой цели у артельщика.
Я обрадовался меду, не говоря уже о том, что распахнутые на мир серые глазищи и волосы до плеч не очень-то часто встречаются в Центральной Арктике!
Пароходство обучало не только будущих штурманов и механиков. Врачей, оказывается, тоже. Катя была на практике.
Вот уж кого не надо было ни о чем расспрашивать! Пока мне мерили температуру, я уже знал все. И то, что она живет и учится в Якутске, и то, что ее родители врачи и дедушка — тоже, что быть судовым врачом вовсе не так просто, как мне кажется, и что ее любимый поэт Марина Цветаева…
Утро 25 августа началось с чуда. С левого борта над морем выросла розовая стена. Она была именно стеной, и над ней голубело небо. Только в бинокль можно было распознать туман, повисший над самой водой и подсвеченный солнцем.
Не прошло и двух часов, как на нас надвинулся высокий, обрывистый остров Крестовый, первый из Медвежьих островов. Остров был совершенно черный, ни кустика, ни травинки. А над ним висели розовые неподвижные облака. «Щетинин» шел Восточно-Сибирским морем, пятым по счету на моем пути.
Колыма показалась под вечер. Сначала это были силуэты двух гор, потом их стало больше, и вот уже черные башни стали обступать нас. Невеселые ассоциации рождали эти места…
Солнце опустилось за горы. Похолодало. Мы приняли на борт лоцмана и стали двигаться в бар Колымы.
Я ушел в каюту читать, а часов в 11 вечера поднялся на мостик. Черные тучи клубились над горизонтом. По обе стороны темнели берега, и между правым берегом и тучами нестерпимо багровела красная полоса. А над этой зловещей феерией обреченно застыло розовое облако, сквозь него посверкивали звезды, и прямо над головой гигантским куском сиреневого полотна дрожало, переливалось северное сияние!
Мы стояли ошеломленные, ни о чем не говорили, только смотрели. Сколько это продолжалось: 3 минуты, 5 минут? Бог ведает. В тишине были отчетливо слышны команды лоцмана, негромкие «есть» рулевого и серебряный перезвон воды, набегающей на форштевень.
Умеет Арктика потрясти душу!
…Я открыл глаза от солнца, бьющего наотмашь в каюту. На взгорке белели, голубели, синели несколько трех- и четырехэтажных домов. Все, что ниже, было прочерчено штриховкою стрел и корабельных тросов. А на противоположном берегу росли деревья! Самые настоящие! Они были невысоки, метра 2,5—3, не более, и назывались даурскою лиственницею. Это уже была лесотундра. Мы пришли в арктические Сочи, в порт Зеленый Мыс. Через 30 минут я уже сидел в кабинете начальника порта Виктора Андреевича Стрелкова. Он вполне безразлично слушал мои пространные объяснения: куда я иду, и зачем, и насколько это важно для морского флота, и неожиданно прервал меня, сказав, что он, Стрелков, никакого отношения к морскому флоту не имеет (!).
Значит, к речному? Я еще бодрился. Оказалось, и к речному тоже. Зеленомысский порт подчинялся Госснабу СССР, а точнее, Управлению материально-технического снабжения северо-восточного района страны.
Вот те раз! Все мои «морские» мандаты летели к черту, а ведь предстояло добираться до Певека…
Виктор Андреевич успокоил меня: на Певек грузится «Камчатка», и он даст соответствующие указания. Кстати, судно после Певека пойдет в Петропавловск…
Вообще я довольно скоро понял, что строгость Стрелкова кажущаяся. Он был попросту сосредоточен.
Вот чего я не мог взять в толк, так это подчинение порта Госснабу.
— Ничего удивительного в этом нет. Порты ведомственного подчинения создаются там, где развертывается мощное строительство по линии одного какого-нибудь министерства, а все ему сопутствующее: жилье, транспорт, предприятия быта и т. д. — возникает из него и для него. Порт Зеленый Мыс был создан для снабжения Билибинского золотодобывающего района. Сначала он подчинялся совнархозу Якутии. А когда совнархозы упразднили, порт передали Госснабу. Выгоды такого подчинения очевидны.
Стрелков встал из-за стола, прошелся. Речь его текла неторопливо, обстоятельно, казалось, он никуда не торопился.