Битый лед

— Начнем с того, что вы уже знаете. В условиях Арктики резко возрастает нагрузка на порт. То, что в других условиях можно перевалить за год, мы переваливаем за 3 месяца. Чтобы переработать такое количество грузов, надо иметь много рабочих, главным образом докеров. Зимою им надо находить работу или увольнять — что большей частью и бывает. А у нас? А у нас остается семьдесят пять процентов!

И он торжествующе поднял палец.

— Природа сама занимается регулированием этого процесса. Летом по тундре не поездишь. Это фактически бездорожье. И дорогу на вечной мерзлоте не построишь: потечет. Доставить грузы можно только в холода, по «зимнику». И наши люди либо принимают участие в этих перевозках, либо занимаются погрузочно-разгрузочными операциями. Таким образом создается коллектив со своими традициями, который обживает эти места, а не является наполовину сезонным.

Конечно, «зеленомысская схема» рентабельна при наличии мощных предприятий, которые нуждаются в постоянной доставке грузов (а в Арктику завозят все: от кирпичей до конфет). Скажем, в Тикси она вряд ли бы себя оправдала по той простой причине, что никаких автозимников там нет. Ведь это Якутия. В Зеленом Мысу я увидел прообраз будущего заполярного порта.

Виктору Андреевичу надо было в Черский, и он предложил мне поехать с ним. «Газик» быстро проскочил мимо новых домов, мимо палисадников и запетлял, объезжая овраг.

За поселком дорога пошла укатанная, ровная. «Каждый год насыпаем», — обронил Стрелков с переднего сиденья. Возле дороги по колено в густой траве стояли лиственницы. Их тонкие стволы казались игрушечными, а в просветах между деревьями голубела река, виднелись крутые, поросшие травами берега. На минуту забыть где ты — и чем не Волга?

Через несколько минут въехали в Черский. Дома поставлены как попало. Повсюду шпаклевка, доски, рамы — казалось, поселок строится заново.

«Газик» остановился у двухэтажного приземистого здания райкома.

— Вы можете пока поездить по городу. В вашем распоряжении сорок минут, — предложил Стрелков.

Я согласился, и водитель, знающий, что можно и что должно показать приезжему человеку, повез меня к аэродрому. Останавливаемся на небольшой площади. С края ее, над рекою, на бетонном основании стоит самолет. Это первый Ли-2, прилетевший в Арктику.

На хвостовой части белокрылого красавца эмблема: круг, в верхней части которого белая медведица, а в нижней — три пингвина и «крылышки». По кругу бегут красные буквы: «Полярная авиация». Неподалеку от самолета карта. На ней алые линии пересекают сетку меридианов: Новая Земля, остров Врангеля, бухта Провидения, Северный полюс. Рейсы отваги, врезанные в бетон.

Возвращаемся. Стрелков уже на крыльце.

— Не опоздали, Виктор Андреевич? — беспокоится водитель.

— На три с половиной минуты, — невозмутимо отвечает Стрелков.

Обратный путь до порта кажется совсем коротким.

На судне я узнаю, что на завтрашний день капитан планирует выезд экипажа на природу. По этому поводу на шлюпочной палубе мотористы колдуют над катером. Будем ловить рыбу, собирать ягоды, грибы. Красота! Тем более что мне спешить некуда. «Камчатку» грузят металлоломом, на складе Вторчермета вышел из строя кран, и починят его не раньше, как дня через два. Так уверил меня диспетчер, а диспетчеры знают все…

Вечер включил якорные огни на судах, зажег в порту прожектора. Ток Билибинской атомной электростанции побежал по проводам поселка.

Я только успел раздеться, как прибегает вахтенный:

— С «Камчатки» передали: они через 40 минут снимаются на Певек!

Бегу на «Камчатку». Оказывается, кран на складе Вторчермета починили. Зато сломалась машина, которая из пустых бочек делает металлолом. Капитан плюнул и решил дальнейших поломок не ждать. На этот раз отсутствие централизации идет мне на пользу. У Стрелкова такого не было бы.

Со «Щетининым» я так и не успел проститься. По случаю первого дня стоянки пароход как будто вымер.

Просыпаюсь поздно и первым делом гляжу в иллюминатор. Что за черт! Мы до сих пор стоим в баре Колымы. Серые, под стать небу, волны раскачивают баржи и лихтера. Стекло и то в оспинках брызг. На мостике вахтенный штурман объясняет мне, что не можем высадить лоцмана, погода не позволяет. Ждем час, второй. Наконец с подветренного борта к нам пробивается катер, и лоцман, демонстрируя подлинное цирковое мастерство, прыгает со штормтрапа на скачущую палубу.

Капитан переводит ручку телеграфа на «самый полный», «Камчатка» набирает скорость, и уже к обеду ее белые скулы раздвигают холодную воду Восточно-Сибирского моря.

…Мне наносит визит дружбы Борис Михайлович Сахнов, старпом, человек, как мне кажется, незаурядный. Пришел поговорить со мной о тайнах писательского ремесла.

— Я сотрудничаю в «Дальневосточном моряке», пишу рассказы, задумал повесть.

Растолковываю, что поделиться мне особенно нечем. Я ведь не так давно был таким же, как он…

Борис Николаевич, которого я уже через полчаса зову попросту Боря, нисколько не обескуражен. Мой пример только лишнее доказательство того, что писать дело нехитрое…