Гренадеры прошли церемониальным маршем и выполнили ружейные приемы. Их жилеты и панталоны сияли белизной, медные налобники высоких меховых шапок с красными султанами ярко сверкали. Наполеон в своем синем рединготе и маленькой шляпе совсем бы затерялся на их фоне, но в том-то и штука! Так просто были одеты только он и Бертье. К тому же он не стоял как истукан, а постоянно находился в движении, то засовывал одну руку за борт жилета, то закладывал обе руки за спину, то лез в карман за очередной понюшкой табаку. После парада несколько армейских офицеров и нижних чинов подошли к нему запросто и подали прошения; Бонапарт выслушал их ласково, о чём-то спросил, передал бумаги Бертье и жестом отпустил их. Выполнит он их просьбы или нет? Скорее всего, нет, но они будут счастливы лишь от того, что он говорил с ними!
Наполеон заметил Баварского королевского принца, тотчас подошел и обнял его. Вот кто наверняка не будет счастлив, удостоившись императорского прикосновения! Принц Людвиг — крестник несчастного Людовика XVI, казненного карманьольцами; он смиряет свое сердце, подчиняясь необходимости, воле отца и здравому смыслу, но как только получит возможность действовать согласно своей совести… Людям, на которых опирается Бонапарт, это слово неведомо. Взять хотя бы Фуше и Талейрана, способных отречься от кого угодно не трижды за час, как святой Петр, а все тридцать три раза, лишь бы им за это заплатили. Наполеон их презирает и ненавидит, но не решается прогнать, потому что таких людей лучше иметь при себе, чем против себя. Правда, он как будто не догадывается, что они способны предавать не только за спиной, но и глядя прямо в лицо. Зато он разучился верить в честность и неподкупность, любой бескорыстный поступок вызывает у него недоверие, заставляя подозревать в далеко идущем искательстве и видеть интригу там, где ее нет. Поэтому Чернышев не отказывается от подарков: пусть Бонапарт думает, будто видит его насквозь.
Сделав общий поклон, Бонапарт резво поднялся по лестнице-подкове, прыгая через две ступеньки; свита с трудом поспевала за ним. Да, он любит движение, быстроту мысли и поступков. Всего месяц назад он был в Париже, Сен-Клу, Мальмезоне, появлялся в Опере и на праздниках, и вот он уже в Вене, в императорском дворце! Конечно, нельзя отрицать, что он человек незаурядный, у него есть чему поучиться. Эрцгерцог Карл, например, охотно берет у него уроки тактики и вооружает пехоту по французскому образцу; в этот раз австрийцы не станут такой легкой добычей, как в пятом году… И всё же Чернышев далек от того, чтобы восхищаться Бонапартом безгранично, не замечая его смешных и нелепых сторон.
В зале, смежной с кабинетом, уже был сервирован обильный обед по "французской системе": сразу несколько супов, несколько жарких, множество десертов на выбор… Через двадцать минут император встанет из-за стола, и все гости будут вынуждены подняться, не утолив голода; оставшееся на тарелках станет добычей челяди. Столовые расходы неоправданно велики, а счета Жозефины Бонапарт проверяет, как какой-нибудь скряга, зачастую отказываясь платить и отправляя заказы обратно! Слуги получают новые свечи только по предъявлении огарков, простыни меняют всего раз в месяц, полотенца — два раза. Незадолго до отъезда на войну император велел пересчитать всё столовое и постельное бельё в своих дворцах, на это ушло почти три недели. Зато обнаружилась пропажа двух простыней, с которыми сбежал какой-то парень, служивший на конюшне; министр полиции получил приказ поймать его во что бы то ни стало! Какой бы роскошью ни окружал себя император французов, он так и остался лейтенантом артиллерии, считающим каждый грош!
Откланявшись, Бонапарт ушел в кабинет вместе с Бертье. Что-то они затевают… Свитских офицеров расспрашивать бесполезно, для них планы императора сродни неисповедимым божественным замыслам. Ничего, скоро все секреты раскроются: времени нет, эрцгерцог Карл идет сюда из Богемии, Бонапарт наверняка готовит упреждающий удар.
В ставке скучали дежурные офицеры. Чернышев перемолвился с каждым парой фраз и вышел в парк.
Русских волонтёров он нашел возле фонтана Нептуна у подножия холма. Мускулистые тритоны укрощали рыбохвостых коней, коленопреклоненная Фетида молила владыку морей вызвать бурю, чтобы Парис не похитил Елену и в Трое не началась война, на которой погибнет ее сын Ахиллес. А в самом деле. Если бы "Парис" утонул — к примеру, возвращаясь из Египта… а еще лучше на пути туда, — не было бы ни похищения короны, ни этой нескончаемой войны…