Битва за Рим

– Как ты посмел признать, что Цинна консул? Он не консул, а святотатец! – прорычал Октавий.

– Нет, он консул, Гней Октавий, и останется консулом до конца этого месяца, – холодно возразил Метелл Пий.

– Тот еще из тебя дипломат! Как ты не понимаешь, что мы никак не можем допустить признания Луция Цинны консулом, облеченным властью? – Говоря это, Октавий грозил Свиненку пальцем, как учитель – нерадивому ученику.

Свиненку изменило терпение.

– Ну, так ступай и сам веди переговоры! И не вздумай больше грозить мне пальцем! Ты никто. Выскочка, не забывай! А я – Цецилий Метелл, мне сам Ромул не вправе указывать! Нравится это тебе или нет, Луций Цинна – консул. Если я вернусь и он снова задаст мне этот вопрос, то получит тот же ответ.

Фламин Юпитера, консул-местоблюститель Мерула, чувствовавший себя не в своей тарелке с того момента, как занял курульное кресло, набрался смелости и предстал перед старшим консулом Октавием и разъяренным Свиненком со всем достоинством, какое сумел наскрести.

– Гней Октавий, я вынужден сложить обязанности консула-местоблюстителя, – начал он тихо. – Не престало жрецу Юпитера быть курульным магистратом. Сенат – да, империй – нет.

Все разинув рты проводили взглядом Мерулу, покинувшего Нижний форум, где произошел этот разговор, и зашагавшего по Священной дороге к месту своего служения.

Катул Цезарь посмотрел на Метелла Пия.

– Ты согласен принять верховное военное командование, Квинт Цецилий? – спросил он. – Если твое назначение будет официальным, то, возможно, у наших людей и у нашего города откроется новое дыхание.

Но Метелл Пий решительно помотал головой:

– Нет, Квинт Лутаций, я не дам на это согласия. Наши люди и наш город не преданы этому делу, навлекшему на них голод и хворь. К тому же, как ни горько мне об этом говорить, они не знают, на чьей стороне правда. Зато я знаю точно: никто из нас не желает новых боев на улицах Рима, довольно тех, что развязал Луций Сулла. Мы обязаны прийти к соглашению. С Луцием Цинной – но не с Гаем Марием.

Октавий оглядел тех, кого посылал на переговоры, сгорбился, пожал плечами и удрученно вздохнул:

– Что ж, Квинт Цецилий, хорошо. Ступай к Луцию Цинне снова.

Свиненок опять зашагал по мосту, в этот раз сопровождаемый только Катулом Цезарем и его сыном Катулом. Наступил пятый день декабря.

В этот раз прием был обставлен торжественно. Цинна сидел в своем курульном кресле на высоком помосте, а парламентеры, стоя внизу, вынуждены были смотреть на него снизу вверх. Рядом с ним – не сидя, а стоя у него за спиной – опять находился Гай Марий.

– Во-первых, Квинт Цецилий, – громко заговорил Цинна, – я приветствую тебя. Во-вторых, заверяю, что Гай Марий присутствует здесь только в качестве наблюдателя. Он сознает, что является частным лицом и не может участвовать в официальных переговорах.

– Благодарю тебя, Луций Цинна, – промолвил Свиненок с той же официальной сдержанностью, – и уведомляю, что имею полномочия на переговоры только с тобой, а не с Гаем Марием. Каковы твои условия?

– Я вступаю в Рим как консул.

– Принимается. Фламин Юпитера освободил курульное кресло.

– И никаких мер возмездия.

– Никаких, – подтвердил Метелл Пий.

– Новым гражданам из Италии и из Италийской Галлии будет предоставлен полноправный статус во всех тридцати пяти трибах.

– Согласен.

– Рабам, оставившим службу у римских владельцев и вступившим в мою армию, гарантируется свобода и полноценное гражданство, – продолжил Цинна.

Свиненок замер.

– Невозможно! – выпалил он. – Невозможно!

– Это одно из условий, Квинт Цецилий. Его необходимо принять вместе с остальными, – твердо сказал Цинна.

– Я никогда не соглашусь предоставить свободу и права гражданства рабам, сбежавшим от законных владельцев!

Вперед выступил Катул Цезарь.

– Можно тебя на пару слов с глазу на глаз, Квинт Цецилий? – вкрадчиво спросил он.

У Катула Цезаря и у его сына ушло много времени на то, чтобы убедить Свиненка, что и это условие придется принять; тот согласился лишь потому, что видел: Цинна не отступит – вот только кому это важно, ему самому или Марию? У Цинны служило не много рабов, зато у Мария их, как доносили, было пруд пруди.

– Что ж, я соглашаюсь с этой глупостью насчет рабов, – сказал Свиненок в сердцах. – Но и я поставлю условие и буду на нем настаивать.

– Какое же? – приподнял Цинна бровь.

– Никакого кровопролития! – твердо отчеканил Свиненок. – Не лишать прав гражданства, не составлять проскрипционных списков, никого не высылать, не судить за измену, не казнить. В этом деле все поступали согласно своим принципам и убеждениям. Никого нельзя преследовать за верность принципам, какими бы противоречивыми они ни казались. Это распространяется как на твоих сторонников, Луций Цинна, так и на тех, кто шел за Гнеем Октавием.

Цинна кивнул:

– Согласен с тобой всей душой, Квинт Цецилий. Никакой мести.

– Ты готов поклясться? – спросил коварный Свиненок.

Цинна покраснел и покачал головой:

– Не могу, Квинт Цецилий. Могу лишь гарантировать, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы не допустить приговоров за измену, кровопролития, конфискации собственности.