Битва за Рим

– Так на него подействовали в истекшие два года твои письма, – молвил Архелай. – Пиши ему и впредь, великий властелин! Переписка приносит превосходные результаты.

– Как и мешок золота, который я ему вручил.

– Воистину так!

С самого начала своего преторского срока Сулла принялся интриговать, добиваясь для себя поста наместника одной из двух испанских провинций, для того он и обхаживал принцепса Скавра, а через него и других глав сената. Он сомневался, что сумеет переманить на свою сторону Катула Цезаря, не забывшего событий на реке Атес, когда германцы-кимвры вторглись в Италийскую Галлию. Но в целом он действовал успешно и к концу июня заручился назначением в Дальнюю Испании – наилучшую область по части возможностей для обогащения.

Но Фортуна, так пылко любившая Суллу, обернулась продажной девкой и как будто обвела его вокруг пальца. Тит Дидий возвратился из Ближней Испании для празднования триумфа, оставив своего квестора править до конца года. Через два дня после триумфа Тита Дидия настал черед триумфа Публия Лициния Красса, одержавшего много побед в Дальней Испании; он тоже оставил править до конца года своего квестора. Тит Дидий сумел-таки навести в Ближней Испании порядок, прежде чем оттуда отбыть: он победоносно завершил войну, совершенно измотав туземцев-кельтиберов. Что до Публия Красса, то тот удалился из своей провинции, пренебрегши подобными мерами предосторожности. Зато, будучи владельцем оловянных концессий, он счел необходимым обсудить свои дела с компаниями, где состоял негласным вкладчиком. Приплыв на Касситериды – знаменитые Оловянные острова, – он ослепил всех, с кем встречался, своим римским величием и предложил наилучшие условия и более твердые гарантии поставок на берега Срединного моря для каждой либры добываемого в шахтах олова. Отец троих сыновей, он, находясь в Дальней Испании, позаботился о том, чтобы устроить свои семейные дела, но оставил провинцию далеко не усмиренной.

Не прошло и двух нундин после празднования Публием Крассом триумфа накануне июньских ид, как разнесся слух о новом решительном выступлении лузитанов. Претор Публий Корнелий Сципион Назика, посланный в Дальнюю Испанию в роли наместника взамен Публия Красса, так хорошо себя проявил, что поговаривали о продлении его полномочий еще на год; он происходил из весьма могущественной семьи, и сенат, естественно, стремился его уважить. Из чего следовало, что Сулле и мечтать не приходилось о Дальней Испании.

Надежд на Ближнюю Испанию он лишился в октябре, когда оставленный там после отъезда Тита Дидия квестор прислал просьбу о срочной помощи: Ближняя Испания – от васконов до кантабров и иллергетов – тоже восстала. Сулла, будучи городским претором, не мог вызваться добровольцем, поэтому был вынужден наблюдать из преторского трибунала, как консула Гая Валерия Флакка спешно снаряжают и отправляют командующим в Ближнюю Испанию.

Что же ему оставалось? Македония? Но то была консульская провинция, которую редко, вернее, почти никогда не отдавали претору; исключением стал именно тот год, когда ее вверили городскому претору, «новому человеку» Гаю Сентию. Тот быстро продемонстрировал блестящие способности, а значит, о замене его в разгар кампании, которую он развернул вместе с не менее способным легатом Квинтом Бруттием Сурой, не могло быть речи. Азия? Но эта провинция, как знал Сулла, уже была обещана другому, Луцию Валерию Флакку. Африка? Стоячее болото, пустое место. Сицилия? Тоже никчемная трясина. Сардиния с Корсикой? Такие же тихие застойные заводи.

Отчаянно нуждаясь в деньгах, Сулла по необходимости томился в Риме, в судах, видя, как лакомые наместничества уплывают от него одно за другим. До консульства оставалось тянуть еще два года, а среди действующих вместе с ним преторов были Публий Сципион Назика и Луций Флакк, достаточно влиятельный, чтобы через год устроить себе назначение в Азию. Оба были богатыми и не скупились на подношения. Другой претор, Публий Рутилий Луп, был даже богаче их. Сулла знал, что единственная его надежда – разбогатеть на чужбине.

Только общество сына позволяло ему сохранять здравомыслие и уберегало от непоправимых глупостей, которые навсегда преградили бы ему путь наверх. Метробий находился рядом, в одном с ним городе, но благодаря Сулле-младшему Луций Корнелий не поддавался искушению его отыскать. К концу года все в Риме знали в лицо городского претора, тем более такого знаменитого, как Сулла. Из-за детей он не мог устроить свидание дома, о жилище же Метробия на Целийском холме нельзя было и помыслить. Прощай, Метробий!